Люди, принесшие холод . Книга первая: Лес и Степь

Однако, пока мы рассуждали об особенностях азиатского менталитета, наш герой, изрядно ощипанный, но непобежденный, уже добрался до стоянки Абулхаир-хана.

Шутки кончились. Началось дело.

Глава 22 Врун

Прежде чем я перейду к главному, рассказу о том, как встретила Тевкелева Казахская орда, мне хотелось бы сказать несколько слов на отвлеченную, казалось бы, тему.

В эпизоде с посольством Тевкелева мы имеем уникальную для истории XVIII века возможность увидеть не восстановленный историками сухой перечень событий, а живых людей. Дело в том, что когда Тень Тевкелев выезжал в Степь — даже на закате жизни, в больших чинах и большой власти — он всегда вел дневник, причем очень подробный. И вы даже не представляете — насколько ценный подарок историкам он этим делал.

Открою небольшой секрет: больше всего работа историка напоминает реставрацию. Процентов на восемьдесят историк — это реставратор. Восстанавливатель. Вся наша работа — это искать всюду крошки и кусочки информации. Брать по капле из чьих-то мимолетных заметок, сухих официальных отчетов, безудержного вранья, жалостливых объяснительных, грозных начальственных окриков, пересказов давних полузабых баек, искренних и оттого особенно лживых мемуаров, этих излияний слабеющего ума и прочая, прочая, прочая… Набирать эту гору мусора, держать в уме весь этот ворох, львиная доля которого не пригодится никогда, и каждый божий день катать эти кусочки в голове. Раскладывать этот бесконечный пасьянс, сопоставляя один обломочек с другим, и собирать, собирать, собирать из этого сора не имеющую границ мозаику.

Проблема не только в том, что собираемая мозаика бесконечна, она уходит за горизонт во все стороны, и мы сами зачастую не знаем, в каком направлении отправит нас завтра особо удачно сложившийся кусок. Нет, мы, естественно, знаем, кто еще из коллег бродит в окрестностях, «сидит на этой же теме», и, конечно же, внимательно следим за их публикациями, чтобы вовремя добавить собранные ими большие куски в собственную необъятную картину. Иногда происходят и случайные встречи, и на какой-то делянке мы вдруг сталкиваемся с коллегами, которых это ежедневное бродяжничество в прошлых веках завело сюда совсем от другой проблематики.

Но всегда есть одна проблема. Проклятая и не решаемая проблема историков — мозаика эта никогда не бывает полна. В ней всегда дырки, всюду проплешины, закрыть которые нельзя. И нам, описывая общую картину, приходится закрашивать эти белые пятна собственными домыслами, логичными предположениями, чем-то, что, на наш взгляд, там было. Или должно было быть.

Сложность в том, что обычно в этих дырках скрывается самое интересное, то, что невозможно обойти, рассказывая о прошлом. Например, Петр Первый не вел откровенных дневников и нам никогда не найти документа-исповеди, в котором бы он собственноручно написал: «Все свои реформы я затеял потому, что…». Никто, кроме него, не знает доподлинно, почему он «Россию поднял на дыбы», не знает и не узнает никогда. Это классическая «дырка», «проплешина», «белое пятно». Нам ее не заполнить, можно только «закрашивать» эту дырку, то есть предполагать и спорить о том, чьи предположения лучше.

Одной из самых обидных дырок, заполнять которую практически нечем, является психология тогдашних людей, их, грубо говоря, оживление. Мы более-менее знаем, ЧТО они делали, но ПОЧЕМУ они это делали, мы (по крайней мере, в истории XVIII века) можем только предполагать. И непреходящая ценность полевого дневника Тевкелева именно в том, что Тень пересказывал все происходящее с ним очень подробно, не ленясь фиксировать не только события, но и разговоры и диалоги. И постепенно, стоит лишь приноровиться к языку XVIII века, с этих страниц под масками исторических персонажей проступают живые люди — с их сомненьями и враньем, долгим наблюдением за чужаком, спонтанными откровениями с ним же, страхом за собственную шкуру и преодолением этого страха, жадностью, завистью и тут же благородными порывами и столь редким во все времена человеческим умением подставить себя под удар «за други своя».

По сути, дневник Тевкелева — это готовая повесть, которую мне очень бы хотелось пересказать подробно, но придется ограничиться в лучшем случае объемом большого рассказа. Но пересказать придется, просто потому, что этот дневник, по большому счету, и есть вся имеющаяся у человечества информация о начале присоединения казахов к России, никаких других источников просто не существует. Поэтому не удивляйтесь столь редкому для исторических описаний изрядному психологизму действий персонажей — это не выдумки историка, это сбереженная временем правда одного из действующих лиц.[100]

Вот теперь, наконец, продолжим рассказ о приключениях нашего героя.

Посольство Тевкелева началось… Началось странно. Пожалуй, именно это слово уместнее всего.