Люди, принесшие холод. Книга первая. Лес и степь

Наконец, в Джунгарии бывший шведский сержант Юхан Густав женился, причем весьма удачно. Он взял в жены не джунгарку, даже не пленную маньчжурку или казашку, а природную шведку.

История фру Бригитты Кристины Шерзенфельд была чем-то похожа на судьбу самого Рената. Она была шведкой, родившейся в поместье Беккаскуг в Сконе в семье лейтенанта Кнута Шерзенфельда и Бригитты Транандер. Когда пришел срок, добропорядочная шведская фрекен вышла замуж за военного Матса Бернова и в 1700 году, подобно многим другим шведкам, последовала за мужем на войну. Потом… Потом была типичная для многих шведов история — Нарвская битва, оба угодили в плен, проживание в Москве, после неудачного Казанского бунта перевод в Тобольск. По дороге в Тобольск и случилось очередное несчастье — на конвой со шведскими пленными напал джунгарский отряд. И конвоиры, и пленные хорошо знали, что их ждет в случае пленения, поэтому русские раздали шведам оружие, и пленники стали в каре плечом к плечу со своими охранниками. Схватка была жестокой, осажденные бились со стойкостью обреченных, но проиграли. А мужа-лейтенанта нашей фру Бернов в той схватке походя зарубил какой-то лихой ойратский воин. Бригитта Кристина осталась одна.

В джунгарском плену ей, правда, удалось сравнительно неплохо устроиться — шведки среди степняков были в большой цене. Рослые белокурые валькирии явно сводили с ума приземистых чернявых номадов — вопросы о шведках иногда решались на самом высоком дипломатическом уровне. Так, после Полтавской битвы прибывшее в Россию бухарское посольство поздравило Петра I с победой над шведами и от имени эмира официально просило прислать в Бухару девять шведок и отправить послом «разумного человека». Посла им действительно послали, а вот шведок не выдали.

Так или иначе, судьбу экзотической пленницы, сопротивлявшейся при изнасиловании так отчаянно, что даже повредила ойрату-насильнику ногу, решил сам Цэван-Рабдан. Он впредь запретил ее трогать и отдал в служанки собственной жене Сэтэржав, дочери калмыцкого хана Аюки. Вскоре новая служанка показала большое искусство в ткацком деле и шитье, и ее назначили учительницей к одной из дочерей Цэван-Рабдана по имени Цэцэн. А потом… Потом появился он, Юхан. Вошедший в силу Ренат выкупил землячку у своего сюзерена и женился на ней. Вскоре у них появилась дочка…

В общем, «вербовать» джунгарского военспеца русскому послу было практически не на чем. Кочевая империя дала шведу все — но за одним единственным исключением. Джунгария не могла вернуть ему Родины. А в те времена, как это не покажется странным сегодня, космополитов практически не было, и Ренат, похоже, в своих урюковых и яблоневых садах отчаянно тосковал по любимой холодной Швеции. Именно на этом и решили сыграть русские: послу Угримову велено было передать Ренату, что если тот согласится вернуться в Россию, его, как и положено по заключенному русско-шведскому договору, немедленно переправят на родину. Решение это утверждено на самом высоком уровне, да и простая логика свидетельствовала о том, что русские не обманут. В услугах рукастого, но не очень образованного шведа-самоучки Россия не больно-то нуждается, там своих мастеров хватает, русской администрации не важно, чтобы Ренат у них был, надо, чтобы его в Джунгарии не было. И оттуда его надо вытащить любой ценой, пока он каких-нибудь пулеметов ойратам не изобрел.

Первая же встреча Угримова с джунгарским ханом обнадежила русского майора тем, что Голдан-Цэрэн, сменивший к тому времени на троне умершего Цэван-Рабдана, простодушно признался, что Ренат джунгарам «немалые свои услуги показал» и давно «во отечество свое просился», но «нам в нем было не без нужды». Но вот отпустить шведа контайша категорически отказался, по крайней мере, до конца войны. Назревала проблема — весной 1731 года, когда Угримов прибыл в Джунгарию, война с Цинской империей была в самом разгаре.

Поэтому посольство Угримова изрядно затянулось — к тому же, кроме освобождения русских пленных, майор должен был решить еще вопросы о русско-ойратской границе и заключении торгового договора, а общаться с ханом ему доводилось не так часто — тот не вылезал с фронта, ибо вторая ойрато-китайская война забирала все силы немногочисленного джунгарского народа. Как писал потом сам Угримов: «сего лета и при урге у них людей оставалося токмо одни попы и бухарцы (уйгуры) и несколько джиратов,[78] с которыми их владелец всегда ездит на охоту, а прочие калмыки все до малого ребенка были изо всех улусов высланы на службу противу китайцев и казачьей орды (казахов)».