Люди с чистой совестью

Когда останешься наедине с картой, даже если лес бомбят немецкие «стрекозы», забываешь о взрывах и кажется, что беседуешь с другом и советником, подсказывающим самое хорошее, спасительное решение. А то вдруг он обернется коварным и хитрым недругом, подсовывающим тебе ложные ходы.

Вот и сейчас, когда уже было ясно, что немцы могут достать нас в этой зеленой крепости только с воздуха, швыряя пятикилограммовые бомбы, я внимательно глядел в позеленевшее, с красными склеротическими жилками шоссеек, изменчивое лицо моего собеседника.

Он шептал мне, шелестя на ветру своими старческими бумажными губами.

«Погляди: до Шумских и Кременецких лесов остался один переход. Правда? Всего одна ночка, и ты выведешь на отдых свой уставший отряд. Ты спасешь раненых, выручишь товарищей».

Не поймешь никак — искренняя, дружеская улыбка засветилась в морщинах Кременецких кряжей или коварный блеск предательских глаз.

— А что дальше на севере? — спрашивал я недоверчиво.

Блеснули зубы и скрылись под хмурью холмов у Луцка, Ровно и Ковельских лесных бровей.

«А что же на севере? Ровенская степь на севере!» — наивно отвечает карта.

— Э, брось, не подведешь! Кременецкие леса? Один переход — это верно. А Черный Ворон, по–шакальи нападавший на Ковпака, когда тот шел еще во всей силе? Как он поведет себя сейчас?

Задумчиво продолжал шептать бумажными губами мой старый и коварный друг образца 1898 года:

«Ну, не хочешь — пожалуйста, вот другой вариант: Шумские леса. Тоже можно перемахнуть за одну ночь. Если напрячь все силы».

— Нет, не верю тебе! Подведешь. Еще тогда, среди лета, стоял под Шумском полк изменников. Именно там чуть не погиб Швайка со своей разведкой.

«Вот какой ты упрямый! Ну, что ж, я могу предложить последний вариант. Но он — опасный. Гляди. Вот — степями (не меньше двух ночей!). Но зато тут уже наверняка можно будет отдохнуть. Смотри: зеленые гостеприимные Шепетовские леса. Но к ним еще, ох, как далеко. Подумай! Может быть, завтрашний день будет последним для твоей группы. Самолеты опять привязались к тебе. Возможно, следом за ними перебрасываются из–под Тернополя танки. А где будешь устраивать дневку? В голой степи?»

— Возможно. Весьма возможно.

Я вспоминаю, как Ковпак, оседлав нос очками, прощупывал карту всегда внимательно и недоверчиво. А нащупав что–то свое, торжествующе смотрел поверх очков на собеседника: «А це що?» — показывал он на карте еле заметные значки кустарника, болота либо лесной тропы, оглядывая всех победоносным взглядом. И сразу снимал очки.

— Це що? — говорил и я своему молчаливому собеседнику.

Он смеялся. Синие вены рек стали тоньше… Морщины высот и холмов разгладились на добродушном старческом лице.

«Заметил–таки? Дошлый! Привыкли мы с тобой! Да, действительно есть на моем теле, на полдороге до Шепетовских лесов, маленькое родимое пятнышко леса. Но ведь лес–то маленький. Окружен рекой и болотами с одной стороны. Смотри! Загонят в реку, потопят в болоте. Но как знаешь, — дело твое. Моя хата с краю. Я только карта — зеленая, белая, красная. Постаревшая в своем честном беспристрастном труде. Решай сам. Убьют тебя там. Может быть, послужу еще кому–нибудь».

— Мы двинемся на Шепетовку, — свернув карту, сказал я начальнику штаба.

— Решил, товарищ командир? — спросил Вася. — Можно разрабатывать маршрут?

— Давай.

К утру мы подошли к небольшому «родимому пятнышку» леса на полдороге до Шепетовского массива.

Нет, не врал мой старый бумажный друг! Слева — речушка, обмелевшая, иногда похожая на ручей. Не утопят нас здесь фашисты. Справа — болото. Только вот лесок редкий. Еле скрывала нас листва высоких дубов и грабов. Но другого выхода нет. Стоянка. И сон, спокойный сон. Может быть, во второй половине дня не удастся подремать, надо поспать с утра.

Проснулся около полудня. Тихо было в лесу. Изредка стонали раненые. Большая часть лагеря спала. Только где–то далеко журчал мотор.

— Давно? — спросил я у Мыколы.

— Да почти с самого утра летает.

— Обнаружил?

— Кажется, нет. Ни разу над лесом не пролетал. Все вокруг кружится.

— В степи ищет, что ли?

— Похоже.

И так почти до вечера летала «стрекоза».

Удивительно — на протяжении почти 30 километров нет ни единого лесочка, только лощины и небольшие колхозные села. И почему немец–летчик ни разу не пролетел над лесом? Не искал нас здесь, заглядывая через борт или стараясь проникнуть своей оптикой сквозь листву? Странно!

И только за час до захода солнца все вокруг пришло в движение.

За болотами видны были телеграфные столбы — там проходил шлях. И внезапно, как по команде, на шляху показались колонны машин, танков. За ручьем, на бугре, появилась цепь пехоты, достигла высотки и сразу залегла. Только комья земли взлетали возле каждой точки.

— Окапываются. Что такое? — спросил Усач.

— А что там на выходе из леса на северо–западе?

Бакрадзе донес: появилось до двух десятков машин, два танка курсируют взад и вперед. Ни одного выстрела. Ни ракеты. Только сейчас, впервые за весь день, низко, почти касаясь верхушек деревьев, пронеслась над лесом «стрекоза».