Люди сороковых годов

- Пожалуйста, попросту, по-деревенски, - подхватил генерал и дружески пожал ему руку.

- Ну, а я уж сделаю немножко свой туалет, - сказала, немного покраснев, Мари и ушла.

Вихров остался вдвоем с генералом и стал с ним беседовать.

- Ваша служба лучшая из военных - ученая, - сказал он.

- Да, - произнес генерал с важностью.

- У вас прежде математике в корпусах прекрасно учили, и прекрасно знали ее офицеры.

- Отлично знали, - подтвердил и генерал, - все, знаете, вычисления эти...

- Какие вычисления? - спросил Вихров, думая, что Эйсмонд под этими словами что-нибудь определенное разумеет.

- Вычисления разные, - отвечал генерал.

Павел понял, что это он так только говорил, а что математику он, должно быть, совсем забыл.

- Сама служба-то приятнее, - продолжал он, - потому что все-таки умнее, чем простая шагистика.

- Конечно! - согласился генерал. - Зато для кармана-то тяжеленька, совершенно безвыгодна!

- Это почему? - спросил Вихров, не зная еще, что, собственно, генерал разумеет под выгодой.

- Да потому, что если взять того же батарейного командира, конечно, он получает довольно... но ведь он всех офицеров в батарее содержит на свой счет: они у него и пьют и едят, только не ночуют, - в кармане-то в итоге ничего и не осталось.

Этими словами Эйсмонд просто возмутил Вихрова. "Сам ворует, а с другими и поделиться не хочет!" - подумал он.

- А что же, в армейских полках разве выгоднее быть командиром? - сказал он вслух, желая вызвать генерала еще на большую откровенность.

- Там выгодней гораздо! - подхватил тот. - Там полковой командир тысяч двадцать пять, тысяч тридцать получает в год, потому там этого нет: офицеры все вразброд стоят.

- Но вы сами согласитесь, - заметил Вихров, - что эти тридцать тысяч те же взятки!

- Какие же взятки? - воскликнул генерал. - Нет-с, совсем нет-с! Это хозяйственная экономия - это так!.. Вы знаете что, - продолжал Эйсмонд несколько уже даже таинственно, - один полковой командир показал в отчете в экономии пять тысяч... его представили за это к награде... только отчет возвращается... смотрят: представление к награде зачеркнуто, а на полях написано: "Дурак!".

- Это уж немножко странно, - сказал Вихров.

- Нет-с, не странно! - возразил генерал. - Вы согласитесь, что полковой командир может и сэкономить, может и не сэкономить - это в его воле; а между тем, извольте видеть, что выходит: он будет сдавать полк, он не знает еще, сколько с него будущий командир потребует, - что же, ему свои, что ли, деньги в этом случае прикладывать; да иногда их и нет у него... Потом-с вдруг говорят: переменить погончики такие-то. Министр военный говорит: "Нужно отнестись к министру финансов". - "Не нужно, говорят, пусть полковые командиры сделают это из экономических сумм!" Значит, само начальство знает это.

"Вот, внуши этому человеку, что честно и что нечестно!" - думал Павел, слушая генерала.

Мари наконец кончила свой туалет и пришла к ним. Она заметно оделась с особенной тщательностью, так что генерал даже это заметил и воскликнул:

- Как вы интересны сегодня!

Павел тоже с удовольствием и одобрительно на нее смотрел: у него опять уже сердце забилось столь знакомым ему чувством к Мари.

Вслед за матерью вошел также и сынишка Мари, в щегольской гарнитуровой рубашке и в соломенной шляпе; Мари взяла его за ручонку.

- Пока на стол накрывают, не хотите ли, cousin, прогуляться? - сказала она Павлу.

Тот этому очень обрадовался; генерал же пошел делать свой туалет: он каждодневно подкрашивался немножко и подрумянивался.

Мари, ребенок и Павел пошли по парку, но прошли они недалеко и уселись на скамеечке. Ребенок стал у ног матери. Павлу и Мари, видимо, хотелось поговорить между собой.

- Я слышала, - начала Мари тихим и неторопливым голосом, - что нынче всю зиму жила здесь Клеопатра Петровна.

- Жила, - отвечал Павел односложно.

- Ты видался с ней часто? - спрашивала Мари, как бы ничего по этому поводу не зная.

- Очень часто, - отвечал Павел.

- Где же она теперь?

- Она теперь уехала к мужу.

- Опять? - спросила Мари как-то уж насмешливо.

Павел весело и добродушно смотрел на нее.

- Послушайте, кузина, - начал он, - мы столько лет с вами знакомы, и во все это время играем между собой какую-то притворную комедию.

Мари вдруг вся вспыхнула.

- Почему же притворную? - спросила она.

- Притворную! Прикажете разъяснить вам это?

- Разъясните! - сказала Мари и потупилась, а вместе с тем с губ ее не сходила немножко лукавая улыбка.

- Во-первых, бывши мальчиком, я был в вас страстно влюблен, безумно, но никогда вам об этом не говорил; вы тоже очень хорошо это видели, но мне тоже никогда ничего об этом не сказали!

Мари слушала его, и Вихров только видел, что у ней уши даже при этом покраснели.

- Теперь та же самая комедия начинается, - продолжал он, - вам хочется спросить меня о Клеопатре Петровне и о том, что у меня с ней происходило, а вы меня спрашиваете, как о какой-нибудь Матрене Карповне; спрашивайте лучше прямо, как и что вам угодно знать по сему предмету?

- И ты скажешь мне откровенно? - спросила Мари, взмахнув на него свои голубые глаза.