С полминуты он смотрел на нас, думал, потом сказал угрожающе:
— Вы! Слушать и понимать меня! Ежели кто с вас рот разинет про это, то будет вам крышка. Я тогда доложу коменданту, что вы помогали уркачу при попытке к бегству. Знаете, что за то бывает?
Это нам было известно. Иногда за такие дела и расстреливали.
Ворота открылись и автомобиль с подследственными и конвоем въехал во двор управления НКВД. На пороге комендантского флигеля показалась фигура в накинутой на плечи шинели. К нам шел комендант Капранов.
Мы молчали. Никто из нас не посмел "разинуть рот".
6. Медик наоборот
Заведующего медицинской частью северо-кавказского управления НКВД хирурга Черновалова заключенные боятся больше, чем самого свирепого следователя или безжалостного телемеханика, а называют его "медиком наоборот".
Для такой клички и всеобщей боязни заключенных имеются достаточные причины. В тюрьмах Северного Кавказа Черновалов известен своими медицинскими экспериментами над заболевшими узниками. В большинстве случаев эксперименты кончались не совсем удачно и "потерпевшие" с хирургического стола отправлялись в братскую могилу. Однако, страшным для заключенных было не это, а то, что Черновалов очень часто производил хирургические операции без наркоза. Говоря о нем, заключенные обычно сопровождают свои слова отборной руганью:
— Лучше на вышку попасть, чем к медику наоборот (так его…). Капранов отправляет на тот свет быстро и без боли, а медик (я бы его…) всего изрежет прежде, чем помереть даст (чтоб ему…).
Черновалов ярый противник наркоза. Он считает, что произведенные под наркозом операции неполноценны и что "человеческий организм должен противостоять боли собственными средствами, данными ему природой". Мечта "медика наоборот" — стать хирургическим светилом в СССР и одним из кремлевских врачей. Для этого ему нехватает главного: способностей и образования. Он окончил только фельдшерское училище до революции и больше нигде не учился, а его способности таковы, что никто из энкаведистов не рискует у него лечиться. К нему они обращаются только за путевками в санатории и дома отдыха.
К людям, стоящим выше его по медицинскому образованию, Черновалов относится с завистью и, в то же время, с презрением; заключенным врачам устраивает всякие гадости, а себя аттестует так:
— Я доктор практики. Мне высшее образование не требуется. В хирургии я понимаю больше любого кабинетного врача. У меня богатейший медицинский опыт.
Этот "богатейший опыт" стоил жизни сотням заключенных. Часто даже удачные операции заканчивались смертью невольных черноваловских пациентов. Произведя удачную операцию, он дальнейшим состоянием оперированного обычно не интересовался. В результате заключенные умирали потому, что послеоперационного лечения и режима для них в тюрьмах не существовало.
Так, например, Черновалов вырезал часть легкого у туберкулезного колхозника Гладких и спустя два дня распорядился отправить его в общую камеру. Еще через двое суток человек умер. У бывшего красноармейца Москаленко, имевшего язву желудка, "медик наоборот" удалил весь желудок, а пищевод соединил с кишками. Несколько дней оперированного кормили молоком и сладким чаем с размоченным в них печеньем, а затем перевели на обычный тюремный паек. Москаленко выдержал его только двое суток.
Один новичок-заключенный попросил у Черновалова мазь против фурункулов. этого самого распространенного в советских тюрьмах заболевания. Черновалов пообещал заключенному вылечить его фурункулы особыми "черноваловскими переливаниями крови". За неделю эти "особые переливания" свели человека в могилу.
Мне, еще в пятигорской внутренней тюрьме, помощник телемеханика Кравцова прищемил дверью большой палец левой руки; это была одна из пыток. Образовавшаяся от нее ранка, в камере загрязнилась и превратилась в карбункул; рука сильно распухла и стала походить на бревно. Увидев ее, Черновалов обрадовался.
— У вас, батенька, — сказал он мне, потирая руки, — довольно редкий нарыв карбункулезного характера, очень интересный клинический случай для меня, как хирурга и весьма опасный для вас. Необходимо, батенька, удалить и, по возможности, скорее.
— Что удалить? — спросил я дрожащим голосом, предчувствуя недоброе.
— Руку, конечно. Иначе неизбежен смертельный исход. Для вас, батенька, — пояснил он…
Кстати, даже несовершеннолетних урок Черновалов называет "батеньками". Это сто любимое словечко.
Быть бы мне без руки, а то и в могиле, да на мое счастье Черновалов куда-то спешно выехал по своим медицинским делам. За лечение моей руки взялась Роза Абрамовна, жена одного следователя, работавшая в тюрьме медицинской сестрой. Она сделала мне несколько компрессов, а когда нарыв созрел вскрыла его, выдавила и затем, дважды в день, смазывала какой-то желтой мазью и перевязывала.