Люди советской тюрьмы

Из всех узников советских тюрем, с которыми мне пришлось встретиться, большинство в духовном отношении было таким же или почти таким, как и я. В детстве или юности они верили в Бога и молились Ему, но с течением времени, под влиянием советского бытия, их вера слабела. Живя и работая в условиях установленного властью безбожного режима, эти люди боялись по-сещать немногие сохранившиеся церкви и, постепенно перезабыв молитвы, церковные заповеди и обряды, редко вспоминали о Боге.

Вторая, меньшая по численности, категория заключенных состояла из, так называемых, "убежденных безбожников". В нее входили коммунисты, комсомольцы, арестованные энкаведисты и те, которые назывались на воле "беспартийным активом". Почти все они стали безбожниками, однако, не по убеждению, а ради своей дотюремной карьеры или по требованию партийного начальства. Среди них хотя и попадались люди со специальным антирелигиозным образованием, но довольно редко. Это были, главным образом, работники райкомов партии и комсомола, антирелигиозных музеев, краевых и районных советов безбожников и лекторы-антирелигиозники.

Наконец, третью категорию, самую малочисленную, но высокую по качествам духовным, составляли люди, веру которых ничто не могло поколебать, не скрывавшие своих убеждений и всегда готовые за них пойти на страдания и смерть. Это были современные мученики за веру в Бога.

Таких мучеников за время моего сидения в тюрьме я видел более тридцати. Были среди них дряхлые старцы и юноши, православные священники и сектантские проповедники, ксендзы, муллы и раввины, пожилые колхозники и молодые рабочие, студенты и красноармейцы. На остальных заключенных, иногда даже на коммунистов и комсомольцев, они оказывали благотворнейшее духовное влияние. Каждый из них словами и делами в тюремных камерах направлял к Богу наши опустошенные, исстрадавшиеся души, поддерживал в них угасающие огоньки веры, и часто они, эти огоньки, разгорались в пламя. По-разному говорили нам о Боге Его подвижники и проповедники в тюрьме. Некоторые простыми бесхитростными словами, а иные с научными доказательствами и красноречием талантливых ораторов. Но не только говорили они, а помогая ближним своим, наиболее страдавшим узникам, учили и нас этому. Подвижники Божьи были арестованы не за преступления. Никто из них никаких преступлений не свершил. Их бросили в тюрьму по обычным в годы ежовщины, — для этой категории граждан, — обвинениям; "как социально-опасные элементы", "как служители культа, причастные к контрреволюции" или "за антисоветскую религиозную агитацию".

Почти всех их, за исключением нескольких, расстреляли. Это неудивительно. Ведь советская власть, с первых же дней существования, злейшими врагами своими считала "религиозников". Они были опасными для нее даже в тюрьме; мешали энкаведистам "обезволивать" заключенных, превращать людей в человеческое тряпьё. Судьба избежавших расстрела мучеников за веру была не легче участи погибших от чекистской пули. Их отправили в различные концлагери строгой изоляции.

Заключенные одной из следственных камер ставропольской тюрьмы прозвали 70-летнего священника о. Александра "тюремным утешителем". Этот старенький сельский священник жертвенно и умело врачевал наши души и тела. Под влиянием его бесед да, же арестованные коммунисты и комсомольцы, а также несколько надзирателей стали верующими в Бога людьми. По его очень мягким и деликатным настояниям, в камере возникла взаимопомощь заключенных и был устроен "камерный лазарет", в котором лечили людей, возвращавшихся избитыми с допросов. Краевое управление НКВД признало о. Александра "социально-опасным в условиях пребывания в тюрьме" и отправило в концлагерь строгой изоляции, расположенный в чумной зоне калмыцких степей. Впоследствии наш "тюремный утешитель" там и погиб.

Другой православный священник, о. Василий (Звонарев), ради спасения душ ближних своих, поступил на работу в управление ГПУ, скрыв свое "социальное происхождение и положение". Сначала он там зарывал трупы казненных, тайно творя над ними молитвы. Затем его "выдвинули" в конвоиры. И вот, сопровождая смертников на казнь, конвоир-священник шопотом говорил им последние слова утешения и молился с ними. Так продолжалось целых десять лет, но, в конце концов кто-то из конвоиров подслушал общую молитву "тюремщика" и смертника и донес начальству. Коллегия НКВД приговорила о. Василия к расстрелу..

Ксендзу пятигорского костела следователь приказал отречься на суде от Бога и публично заявить, что он, будто бы являясь агентом Ватикана, по его заданиям "обрабатывал обманутых им верующих католиков в религиозно-антисоветском духе". Ксендз выступил на суде не с покаянной, а совсем иной речью. Он заявил, что никогда от Бога не отречется и призвал присутствующих на процессе людей, независимо от различия их вероисповеданий быть стойкими в вере. Растерявшемуся судье удалось прервать речь священника лишь в самом конце ее. Из судебного заседания ксендз был отведен прямо в камеру смертников…