Люди сумрака

— Да ничего, просто… — Я потер ладонями лицо. — Лайли, правда, все в порядке.

Она отвернулась, обиженно закусив губу. Поняла, что я не до конца с ней откровенен.

К счастью, официант принес наши блюда, и мне не пришлось выдумывать слова, чтобы нарушить неуютную тишину, повисшую между нами.

Что же, долго Лайли обижаться не умела. К тому времени, когда на тарелках осталась одна фольга, девушка уже весело щебетала, рассказывая мне о своей работе. О том, что устроилась в магазин совсем недавно, но ей там понравилось. Коллектив небольшой, но довольно дружный, с некоторыми девчонками они уже сдружились на почве любви к фитнесу…

Я слушал вполуха. Пока Лайли болтала, прерываясь лишь на то, чтобы отломить кусочек от шоколадного пирожного, я незаметно достал из кармана телефон и следил за временем. Наше свидание затянулось, и я боялся, что не успею проститься с Лайли вовремя. Больше всего мне не хотелось срываться с ужина и этим снова ее обидеть.

Я бросил на экран телефона очередной нетерпеливый взгляд. На этот раз от Лайли он не укрылся. Девушка резко оборвала себя на полуслове и холодно поинтересовалась:

— Ты ждешь от кого-то звонка?

— Нет, я…

— Значит, сообщения? — все так же холодно уточнила Лайли.

— Нет. Просто… — Я прикрыл на мгновение глаза. Было уже почти одиннадцать, дальше медлить не стоило. — Вечер был чудесный, но мне нужно идти.

Лайли молча смотрела на меня несколько секунд. Я уже было решил, что опасность миновала, как она швырнула ложку, зажатую в руке, на тарелку с пирожным. Звон резанул по ушам.

— Да что с тобой не так? — вскрикнула Лайли. — Хотя нет… скажи, что со мной не так?

С ужасом мужчины, не имеющего представления, что делать с плачущей женщиной, я понял, что глаза Лайли медленно наполняются слезами.

— Когда ты пригласил меня на ужин, я думала, что между нами все налаживается. — Она сумела взять себя в руки и говорила теперь довольно спокойно. — Но теперь… Тебе неинтересно то, что я рассказываю, ты едва слушаешь меня и постоянно косишься на этот чертов телефон!

Лайли снова повысила голос. Немолодая пара с соседнего столика уже начала поглядывать на них. В глазах седовласой ухоженной женщины так и читалось осуждающее: «Молодежь!».

— Ты мог бы так и сказать, что я тебе не интересна, а не приглашать меня из жалости на ужин, который тебе совершенно не нужен!

Я попытался успокоить расстроенную девушку, но она не дала мне и слова сказать. Вскочила, стянула со столика клатч, и, цокая шпильками, выбежала из ресторана.

Взгляд подошедшего официанта был сочувствующим, а сумма счета, который он протягивал — довольно внушительной. Я расплатился, оставив хорошие чаевые — пусть хоть у кого-то день выдастся удачным.

Я не стал заезжать домой. Сев в машину, положил телефон так, чтобы постоянно видеть время.

Незнакомка, встреченная мной на кладбище, даже представить не могла, насколько изменила мою жизнь лишь тем, что подарила амулет. Она подарила мне надежду, которой я лишился уже давно и, казалось, безвозвратно.

Она сказала мне, что я должен постоянно носить амулет в тех местах, где Алесса провела последние дни своей жизни. Лучшего места, чем мой дом, придумать было невозможно.

Я бродил по дому с амулетом, давая тому возможность вобрать в себя воспоминания об Алессе, наши разговоры, ее след на предметах, к которым она прикасалась, ее запах. По обещанию таинственной женщины, амулет, собрав частички души Алессы, оставшиеся в этом мире, должен был создать совершенную иллюзию.

Иллюзия… Это слово было горьким на вкус, но это все, на что я мог рассчитывать. Не сама Алесса, но ее тень, ее отражение.

Иллюзия — это больше, чем пустота.

Дни проходили друг за другом. Я слонялся по дому, заглядывал в каждый его уголок, чтобы дать амулету его незримую пищу. Каждый предмет здесь хранил память об Алессе. Фотографии помнили ее улыбку, рисунки, которые она всегда старательно прятала от меня, боясь, что я осмею ее художественный талант — ее бессонные ночи, зеркала — ее прелестное лицо, а постель — тепло ее тела.

Бесконечные воспоминания о любимой, прикосновения к вещам, которые были ей по-настоящему дороги, обратили мое безутешное горе в светлую грусть.

Теперь, думая о Алессе, я больше не плакал. Я улыбался.

Каждую ночь я оставлял амулет внизу, у окна, как и приказала незнакомка. Проверял, чтобы шторы были открыты и лунный свет падал на кулон.

И вот однажды меня разбудили шаги, а открыв глаза, я увидел Алессу.

Светлое платье, распущенные по плечам волосы. Белая кожа, на которой сиял румянец, приоткрытые губы, обнажающие щербинку, застывший пустой взгляд серо-голубых глаз. Она казалась такой же живой и настоящей, как и я.

Я долго смотрел на нее, испытывая целую гамму чувств — неверие, надежду, изумление… Целостность. Будто часть души, которую вырвали из меня, вновь с моей душой соединилась.