Люди сверху, люди снизу

– Не может быть! Богатая преуспевающая женщина едва ли стада бы страдать такой дурью, которую ты собираешься описать на остатках книги!

– Читай между строк, пис-сатель, читай же меня…

Новый абзац.

Наступали тихие сапы. Анна ощутила это позже, много-много позже, когда разучилась глотать шпаги. Вместо этого экстрима она предпочитала теперь класть под язык луну-леденец и нежно заигрывать со сладостью: сверху-вниз, снизу-вверх – легко! Анна, впрочем, тяготилась… Природная красота лица и тела, острый ум, периодически раздвигающая ноги карьера, стабильный, хотя и никуда не годный муж вперемешку с: родословной города N, ОНО, съемными флэтами, врачами, равнодушными бойфрендами и одинокими пиплами, маскирующими лучшие духовные «ню» во френчи не только по осени, самыми дешевыми продуктами в течение первых пяти в столице, глухо заперлись в ослепительной офисной улыбке. Анна затосковала. Наиболее приемлемым вариантом лечения русской хандры стал для нее секс, суррогатной матронкой замещающий чудо любви. Анна оттягивалась сполна, превращаясь вечерами в экзальтированную ведьмочку, отправляющуюся на поиски кайфа и псевдосмысла. Анна знала, что может обнаружить на поверхности лишь иллюзию, и все же…

Пробный поход Анны в клуб случился скорее от скуки, нежели от переизбытка эндорфинов. Работка, сжирающая большую половину жизни, усталый седеющий муж, которого можно только бла-бла-благодарить, офисные особи женского пола, с которыми приходилось налаживать «деловые контакты» – самки-начальнички, шепчущиеся за прямой спиной Анны, – все это не прибавляло радости. Иногда Анна думала, что, если бы писала, например, стихи, жилось бы ей легче: не станем рассуждать об ошибочности суждения – однако Литературы как таковой Анна не могла, а потому дыму из ее труб выйти было некуда.

Мудрые книги толкуют, будто существует рнану банд хана, – вклинивается в текст Женщина Пишущая, Подвид. – Узы кармического долга то есть. Кому остался должен душой, того и встретишь. Кажущееся нелогичным – лишь последовательное проявление неизвестных причин! – знатная дама щурится и надевает темные очки. Анна же недоверчиво пожимает плечами, вспоминая треп о ведической традиции и кашмирском шиваизме, и вздыхает: где ты теперь, гуру чертов, в каких краях, по каким тропкам ходишь? Нашла ли душа твоя что искала?

Теперь вот Анна щурится и с опережением на пару страниц надевает темные очки. Анна будет стоять на мысе и смотреть вниз: по штилю разноцветного, яркого, как в рекламном ролике, моря, кто-то Огромадный, с Другого Света, проедет на большущих водных лыжах, оставив на воде – голубой, зеленой, синей, сиреневой – две белые параллельные полосы. Анна будет смотреть на эти параллельности в смутной надежде увидеть небесного великана… С таким же смутным ощущением ждала она всю жизнь некоего таинственного события с подтекстом, без подстрочника способного обратить ее неспокойный мирок в гармоничный мир: вот, вот, вот уже совсем скоро оно наступит, и жизнь ее, Анниной души, изменится, пойдет как по маслу – а если даже и с попадающимися изредка колдовыбоинами, то уже иного порядка. Это воображаемое событие – всегда удаленное на полшага вперед, никогда не сейчас – мышеловочным сыром заманивало ее в лабиринт Иллюзии, из которого, впрочем, существовал выход. Много лет назад Анна тешила себя мыслью, будто эти полшага (а ровно столько ей не хватало до цели) – вот-вот приведут ее из больного пункта А в искомый пункт В. Впрочем, то, что заманивало Анну в лабиринт, не имело четкого определения. И все же – если вдруг она – рыськой – одним шикарным прыжком осилит эти полшага, то станет другой.

– Реши задачку, будешь счастлива! – снова прерывает ее мысли знатная дама – Женщина Пишущая, Подвид.

– Будешь… Как странно это… – улыбается Анна, не читая ее, лауреатки, книг.

Но нет пока задачке решения! А посему описываемый далее вечер выдается для нашей героини слишком долгим. Проверяя электронную почту, Анна ощутила в голове легкий зуд: один из странных клубов распахивал для г-жи Удальцовой свои объятия.

– Но! Но! – свистела она машине. – Давай, милая, гони! Развей грусть-печаль журналюги! Чуден Днепр при тихой погоде! Пышный! Чуден Днепр и при теплой летней ночи! – и тут же осекалась, понимая всю тщету ассоциирования себя с социальной ролью. – Но! Давай же! Давай, сука, гони!!!

Машинка гналась, гневалась, лениво тормозя у светофоров, продираясь сквозь изгибы улиц, пока не остановилась наконец у пункта В. Анна, захлопнув дверь, поежилась не только от холода. Ей хотелось некоего Несовершенного Ранее Действия – действия вычурного, быть может, даже несколько вульгарного, запретного, которое в чем-то оправдало бы ее перед нею самой – едва ли бы Анна точно могла это сформулировать; едва ли она помнит, как вошла в полутемный зал заведения. Избушка-избушка-повернись-ко-мне-перед-ОМ-МАНИ-ПАДМЕ-ХУМ!