Как выползти из-под этого гробового навеса? Степан натужно поднимается. Боль простреливает правое плечо, и он тихо, со стоном опускается на колени. Тут только замечает кровь на реглане — она проступала через разорванный осколком шеврет. Он стягивает реглан с плеча и… падает навзничь. Секунду-две Степан видел желтый навес скалы… Потом метался в бреду. Чудилось, что погружается в холодную воду. А рядом кишмя кишат дельфины. И птицы тучей небо заслоняют. Что за птицы, не может понять. Одну лишь узнал — красного голубя. Он снижается и звонко бьет крыльями по воде…
На аэродроме весь день ждали повернувшегося Рудимова. Запросили штабы, посты наблюдения, командные пункты, аэродромы. Никто не видел и не слышал. Послали Даждиева на розыски. Он взлетел уже перед вечером. Коста, барражируя в районе Севастополя, видел, как какой-то самолет, дымя, снижался в сторону Тархан-Кута. Наш или чужой — определить не смог. И вот сейчас направился туда на малой высоте.
У Тархан-Кута никаких признаков упавшего самолета не заметил. Несколько раз проходил бреющим вдоль берега, углублялся в море, долго ходил над сушей. Пусто. Горючего осталось немного, пришлось поворачивать домой. Пошел опять берегом. И тут у самой воды заметил распластанного человека.
Коста выбирает площадку и садится в поле. Берет комэска на руки и тащит в самолет. Рудимов стонет, но в сознание не приходит. Ощутив на руках кровь, Даждиев разрывает китель комэска и нательной рубашкой перевязывает рваную рану под ключицей. Взлететь сразу не удалось — поле раскисло от недавних дождей. После третьей попытки истребитель оторвался от земли, и через сорок минут Даждиев привез Рудимова в полк.
Тут только Степан пришел в себя. Почти месяц отлеживался. Здесь же, на аэродроме. Лететь в Севастополь и тем более в Москву отказался. Когда уже поднялся и стал расхаживать по стоянке, Павел Павлович срочно вызвал на КП полка и таинственно передал телефонную трубку:
— Генерал Гарнаев хочет переговорить.
Степан взял трубку. Комдив спросил о здоровье, похвалил за последний бой, сказал, что представляет к ордену. Рудимов поблагодарил, но тут же услышал знакомый, рокочущий, с недоброй ноткой баритон:
— А теперь, капитан, скажи, зачем ты мне подсунул этого проходимца?
У Рудимова душа ушла в пятки. Прикинул: речь идет о летчике Таирове, которого он месяц назад порекомендовал в ведомые комдиву. Неужели подвел? Чем? Летчик вроде толковый. Да и человек… Хотя всякое случается…
— Вы слышите меня, Рудимов? — допытывался баритон.
— Слышу, товарищ генерал. Таирова я знал, как хорошего…
— При чем тут Таиров! — загремел комдив. — Я о твоем, как его… Егоре. О красном голубе.
— А что с ним, товарищ генерал? — отлегло на душе у Степана.
— Сегодня утром собрал всех самок и увел в вашу сторону. Два десятка лучших турмашек сманил, стервец. Не прилетали?
— Пока нет. Появятся, разберусь, товарищ генерал, — захлебываясь смехом, говорил в трубку Рудимов.
В полдень над аэродромом появилась стая голубей. Во главе с красным. Они долго носились над стоянками, не рискуя сесть рядом с самолетами. Но потом, когда красный, будто сигнальная ракета, очертил дугу и опустился на штабную землянку, за ним яблоками посыпались все двадцать турмашек.
ШАПКИ НАД ОКОПАМИ
В первый раз после болезни Рудимов возвращался с барража. Небо синело безмятежно-чисто. Лишь вдали дымился Чатырдаг. Даже не верилось, что несколько минут назад вот эта эмалево-чистая чаша над головой была густо обрызгана дымами разрывов и копотью горящих самолетов.
Шестерка вела бой с четырнадцатью «мессерами». Потеряв четыре машины, немцы ушли. Были ли в его группе потери, Степан пока не знал. Все самолеты вышли на аэродром и приготовились к посадке. Но вот с бортовым номером «семь» не оказалось. Куда он мог деваться? Сбит? Нет, никто не видел его падения. Ушел раньше? Не могло этого быть: у нас никогда без разрешения из боя не выходят. Что же случилось?
Уже подходя к аэродрому, Рудимов вдруг заметил в стороне, над вершиной холма, два самолета. Первый шел со снижением. Второй, видимо, его преследовал. По всему видать, атакован наш. Так и есть, семерка. Но что такое? Почему «миг» так безрассудно теряет высоту? По надрывному гулу мотора чувствуется, что у нашей машины сохранился немалый запас мощности. Так почему же летчик не маневрирует? Степану показалось, что тот занят поисками места для посадки.
Набрав предельную скорость, комэск устремился на выручку забедовавшему. Одна мысль: лишь бы успеть преградить путь «мессеру». Но уже по всему видать — не успеть. Поздно. Не хватает нескольких секунд. Степан бросается в пике и стремительно врывается в зону обстрела. Немец, видимо, обрадовался неожиданной находке и сразу оставил преследование, перевел огонь на второй «миг».