Сергей поймал банку на лету и подал краеведу. Тот, что-то шепча под нос, вернул ее на место и сказал уже чуть мягче:
— Докопались до своего, да? А я предупреждал. А теперь что я вам скажу? Что покажу? Ворвались в темноте, как тати, и руки ломать…
Про руки ломать, скорее всего, Екатеринбургский загнул, но на лице его была написана небывалая гордость. Еще бы, как в тридцать седьмом. Ночь, машина с погашенными фарами, все дела. Утомленные солнцем дети Арбата.
— Милиция? — спросил Сергей.
— Нет. Чека.
— Значит, они и сюда успели, — помрачнел Сергей. — Это плохо.
— Что плохо? Что архивы забрали?
— Это тоже плохо. Но еще хуже то, что за квартирой определенно следят. И мы влезли в мышеловку сами, хотя сыра в ней уже давно не было…
Глава 30
Мне приснилось, что я на коне впереди.
Старик Екатеринбургский принадлежал к тому типу людей, который был очень хорошо известен Хейти как представителю государственных служб безопасности.
В ходе общения с людьми, похожими на этого бородача, создавалось ощущение, что их чем-то обидели. И обидели даже не в детстве, а когда-то давно, в прошлой жизни. Причина и повод уже стерлись в памяти или даже никогда в этой самой памяти не находились, но обида осталась. Как врожденный недуг.
Такие, как Дмитрий Дмитриевич, оставаясь, в общем-то, людьми добрыми, никак не могли отделаться от этого тяжелого, давящего чувства и поэтому мстили обществу, в котором выросли. Мстили «борьбой за свободу», по-своему, по-доброму, безвредно. Они принимали значительные позы, намекали на что-то большее, старались перекричать друг друга в своем стремлении противостоять, как им казалось, несправедливости. Грязи и подлости вокруг них меньше не становилось, а результат всех этих действий обычно был таким: эти люди очень быстро попадали в поле зрения спецслужб, держались на учете и под наблюдением. На всякий случай. Обида из прошлой жизни перетекала в реальность, становилась тем, чем должна была быть изначально. Поводом для борьбы.
Дальше обычно было два варианта развития событий. Либо мнимый «диссидент» пугался и резко «брался за ум», становился благовоспитанным винтиком государственной машины, либо… Либо становился песчинкой в шестернях этой самой машины.
У Екатеринбургского переломный момент как раз наступал. Ночной обыск он пока воспринимал как должное, как естественный ответ государства на его, Екатеринбургского, действия и мысли. Воспринимал, бравируя с детской гордостью, как подтверждение верности его позиций. Но это только пока не прошел шок и остатки адреналина еще не до конца рассосались в мятежном мозгу Дмитрия Дмитриевича.
— Ну, знаете ли, — произнес Екатеринбургский, возмущенно грохоча на плите чайником. — Сейчас вам все-таки не тридцать восьмой год. Тоже мне выдумали… Ловушку-мышеловку! Эта квартира все-таки в некотором роде частная собственность. И я не позволю, как хозяин, чтобы кто-то там вваливался в нее и заламывал руки. Я утверждаю, что вам ничего здесь не грозит! Я не допущу такого беспредела. У меня, в конце концов, связи тоже имеются. Вы же не преступник, в самом деле… Хотя и выглядите, как какой-то клоун, что это за шутовской наряд? Вы что, в магазине вторичной одежды одеваетесь?
Слесарев устало уронил руки и закатил глаза. Губы его шевелились.
— А что, собственно говоря, случилось? — спросил Дмитрий Дмитриевич, глядя на Хейти. — Вы убили кого-нибудь?
Хейти поднял брови кверху и придал лицу неопределенное выражение.
— Меня разыскивают.
— За что? — спросил старик. — Вы иностранец, я вижу. Шпион?
— Нет… — ответил Хейти и посмотрел на Сергея. Тот по-прежнему не отвечал на внешние раздражители. — Не шпион. Как в кино. Подставили.
— Кино! — возмущенно фыркнул Екатеринбургский, разливая чай в граненые стаканы, поставленные в подстаканники с надписью «Мосстрой». — Это же очень серьезно, расскажите толком. Вам с сахаром?
— С сахаром, — подтвердил Хейти. — Побольше.
Старый краевед молча проглотил бестактность и накидал в стакан рафинада. Сунул в густой пар, поднимающийся от чая, ложечку.
— Ну, так что же произошло? Хейти пнул ногой под столом Слесарева. Тот вздрогнул, словно проснулся, и открыл глаза.
— Произошло?.. — переспросил Сергей, словно проснувшись. А может быть, действительно задремал. — Произошло… Много чего произошло, Дмитрий Дмитриевич. Но в основном ничего хорошего. Уходить нам надо, к сожалению.
— Куда? — резонно спросил Екатеринбургский.
— В сторону государственной границы, — непонятно пошутил Слесарев.
— Да? А план у вас есть? — План? — спросил Хейти.
— Ну конечно, как же вы можете без предварительного планирования принимать столь серьезные решения?! Вас же быстро найдут!
За дверью послышался шум. Что-то упало и гулко загрохотало по лестнице.
Сергей вздрогнул, Хейти вытащил «глок».
Краевед, скептически глядя на них, покачал головой: