«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века)

В задачи автора не входит выяснение вопроса о том, насколько политика партийного руководства в годы перестройки соответствовала установкам внеконфессионального государства, созданного после 1917 г.[583] Важно отметить другое. В лице руководителя органа, созданного для того, чтобы контролировать и сдерживать религиозную активность, РПЦ во второй половине 1980‐х гг. приобрела инициативного помощника[584]. Заслуживает внимания то обстоятельство, что в ряде случаев предложения Харчева, касающиеся, как он полагал, улучшения положения церкви в СССР, не встречали понимания у иерархов РПЦ. Например, обсуждая с партийным руководством и членами Священного Синода церемонию празднования 1000-летия Крещения Руси, Харчев предложил провести в дни торжеств крестный ход по центру Москвы, начав его в Кремле. Центральный комитет КПСС выступил против этой идеи, и Синод не стал спорить с партией в этом вопросе. Другая инициатива, с которой выступил Харчев, – передать РПЦ Соловецкий монастырь – не нашла поддержки у патриарха, он отказался принять этот дар[585].

Существование в правительстве чиновника, который оказывал максимальное содействие РПЦ при решении как административных, так и финансовых вопросов, казалось, должно было только приветствоваться иерархами церкви. Однако на следующий год после празднования 1000-летия Крещения Руси Харчев был снят с должности. Формальным основанием послужило коллективное письмо нескольких митрополитов на имя Горбачева[586].

На первый взгляд, может показаться, что подобные действия со стороны церковных иерархов, которые, по утверждению Харчева, не были согласованы с патриархом[587], лишены какого бы то ни было логического основания. Однако если принять во внимание ситуацию, которая сложилась после 1988 г. в отношениях между РПЦ и государством, то возникает несколько иное видение проблемы.

Став не без помощи Совета по делам религий участницей политического процесса в Советском Союзе, Русская православная церковь более не нуждалась в посреднике в отношениях с руководством страны. Вместе с тем руководитель Совета Харчев, выстраивая отношения государства с церковью, намеревался тем самым усилить значение возглавляемого им ведомства. Он неоднократно выступал с инициативами по расширению полномочий СДР. Так, например, Харчев предлагал создать вместо Совета специализированный орган – Государственный комитет по делам религий. В отличие от СДР, который формально находился в подчинении Совета министров СССР, а фактически руководствовался директивными указаниями идеологического отдела ЦК КПСС, Государственный комитет имел бы статус профильного министерства, ответственного за разработку и проведение конфессиональной политики в стране.

Усиление СДР в равной степени не отвечало интересам консервативной группы в партийном руководстве страны, видевшей в сближении с церковью нарушение основ советского общественно-политического строя, и Русской православной церкви. Последняя, будучи с самого своего создания в 1943 г. под контролем сначала Совета по делам РПЦ, а затем Совета по делам религий, в условиях демократизации общественной жизни попыталась избавиться от опеки этого органа[588]. В 1991 г. новый патриарх Алексий II выступил с предложением упразднить СДР и инициатива эта получила поддержку в верхах: 1 декабря – меньше чем за месяц до прекращения существования СССР – Совет по делам религий прекратил свое существование[589].

Годом ранее был упразднен российский Совет по делам религий[590]. Еще за полгода до ликвидации общесоюзного СДР постановлением Кабинета министров СССР[591] от 26 апреля 1991 г. было утверждено новое положение о Совете по делам религий[592]. Он был лишен практически всех директивных и контрольных функций (в том числе в таких важных вопросах, как регистрация и снятие с регистрации общин, закрытие и открытие культовых зданий, контроль за соблюдением законодательства о культах и др.). СДР фактически превращался в информационный и консультационный центр. При Совете создавался экспертный совет, куда, помимо религиоведов и специалистов по правам человека, должны были входить представители религиозных организаций. Таким образом, роль СДР в государственно-вероисповедных отношениях радикально менялась. Если раньше Совет в отношениях с религиозными объединениями действовал исключительно как представитель государства, то теперь служители культа принимали непосредственное участие в работе СДР. Совету отводились представительские функции. Он должен был представлять «Кабинет министров СССР по его поручению во взаимоотношениях с религиозными организациями» (ст. 3 Положения о Совете по делам религий при Кабинете министров СССР).