«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века)

Если Федеральное Собрание РФ признает традиционной, например, Русскую православную церковь и Центральное духовное управление мусульман, религиозные организации, входящие в их состав и находящиеся на территории любого субъекта Российской Федерации, будут пользоваться всеми правами, предусмотренными для федеральных традиционных конфессий, независимо от того, на территории какого субъекта Российской Федерации они созданы и действуют. При этом присвоение какой-либо конфессии статуса региональной в отдельно взятом субъекте федерации приведет к тому, что правами традиционных конфессий смогут пользоваться и Русская православная церковь, и ЦДУМ, и данная конфессия[668].

Если бы это предложение было в полном объеме реализовано, оно позволило бы государству более эффективно контролировать деятельность муфтиятов. ЦДУМ был бы признан «федеральной традиционной конфессией». Помимо субъективных факторов (полная лояльность этого духовного управления господствующему в стране политическому режиму и РПЦ), существует и значимый объективный фактор – исторический: ЦДУМ – старейшая мусульманская религиозная организация в современной России, даже если рассматривать в качестве даты ее создания не 1788‐й, а 1920 год. Другим же духовным управлениям мусульман был бы предоставлен статус «региональных традиционных конфессий». Таким образом, Москва формально оказывалась бы ни при чем, если бы региональные власти не регистрировали в своем субъекте федерации тот или иной муфтият.

Предложения Куницына не были реализованы в полной мере. В современной России «традиционной» может быть названа религия, которую исторически исповедует большинство представителей того или иного народа или народов[669]. Среди самих «традиционных» религий также существует градация. По словам одного из идеологов консервативного крыла в современном русском православии протоиерея Всеволода Чаплина, который в 2009–2015 гг. был председателем синодального Отдела РПЦ по взаимоотношениям Церкви и общества, конфессиональные меньшинства могут быть терпимы внутри «единой общины веры», но должны быть исключены из ее «основной социальной и мистической миссии»[670].

Иными словами, с точки зрения Чаплина, в России есть господствующая религия, призванная осуществлять социальную и мистическую миссию, и есть «терпимые» религии, основная задача которых – удовлетворять духовные запросы религиозных меньшинств. Получается, что, осознанно или неосознанно, Чаплин вводил в лексикон современной РПЦ понятие «терпимая религия», известное в Российской империи с конца XVIII в. Примечательно, что к «терпимым» относились три из четырех современных «традиционных» религий: ислам, буддизм и иудаизм.

«Пакет Яровой» 2016 г. и правовое положение мусульманских религиозных организаций

Когда руководители муфтиятов выражали поддержку федеральному закону «О свободе совести и о религиозных объединениях» 1997 г., они руководствовались текущими интересами возглавляемых ими организаций. Закон в целом действительно не ухудшал положение духовных управлений, а, напротив, способствовал выдавливанию с религиозного рынка фирм-конкурентов, работавших в том числе и в регионах с компактным проживанием мусульман и проводивших среди них миссионерскую работу. Но мусульманские религиозные деятели не учли ни законов политики, ни законов экономики. Первые указывают, что даже частичное ограничение политических и иных свобод, не вызванное объективными причинами (реальными, а не мнимыми угрозами национальной безопасности и т. п.), со временем приводит как минимум к дискриминации инакомыслящих. Что касается экономических законов, то ликвидация системы свободной конкуренции привела к монополизации религиозного рынка и обострению конкурентной борьбы между его участниками.

Более жесткие ограничения, которые коснулись не только новых религиозных движений и протестантских церквей, но и так называемых традиционных религий, не заставили себя долго ждать. Сначала они нашли отражение в правоприменительной практике, позднее были закреплены в законодательстве.