В прокламации «Начала революции», написанной в 1870 г., Бакунин пишет: «Не признавая другой какой-либо деятельности, кроме дела истребления, мы соглашаемся, что формы, в которых должна проявляться эта деятельность, могут быть чрезвычайно разнообразны. Яд, нож, кинжал… и т. п.». Революция все равно освящает в этой борьбе.
Организационные принципы, изложенные в «Революционном катехизисе», Нечаев применил на практике в Москве, в которую он вернулся осенью 1869 г.
«Уже через несколько недель, – пишет Ф. Дан (21 ноября 1869 г.), по инициативе Нечаева, членами кружка убит один из его участников, – студент Иванов, не столько по подозрению в сношениях с полицией, сколько для того, чтобы кровью связать всех членов кружка в единое революционное тело».
Так обстоит дело с «этической высотой» выдающихся представителей ордена русской интеллигенции. Не лучше обстоит дело и с культурной высотой. Белинский это все-таки не Пушкин, Писарев, это Вам не Гоголь; Чернышевский – это Вам не Достоевский.
Самые выдающиеся представители русской интеллигенции все же являются на фоне русской культуры только людьми второго и третьего плана.
Монархию и образованный русский слой противопоставлять нельзя. Этот слой создал и творил русское православие, русское самодержавие и русскую культуру. А русскую монархию и русскую интеллигенцию, разрушившую монархию, противопоставлять нужно и должно. Так было, так будет и так должно быть.
Я борюсь за такую монархию, в которой не будет условий, которые бы способствовали второй раз появлению ордена изуверов и фанатиков, имя которому – русская интеллигенция.
Я борюсь за монархию, в которой русский образованный слой будет с преданностью служить трону, а Государь будет с любовью и доверием смотреть, как это было в Московской и Киевской Руси, на образованный слой, призванный к ответственному и почетному труду на благо и славу отечеству.
А русской интеллигенции, несмотря на благие намерения, доведшей нас до большевизма, – осиновый кол в спину. Никакими благими намерениями Белинского нельзя оправдать гибель миллионов людей от рук его почитателей.
Благие намерения не искупают совершаемого во имя их зла. Этот основной вывод должен быть сделан из «творческого» наследия русской интеллигенции – большевизма.
Владимир Рудинский
Суд скорый, неправый и немилостивый
Моя статья о русской интеллигенции вызвала оживленную дискуссию в «Нашей стране» с участием ее главных сотрудников. Мне было приятно, однако, убедиться, что из них проф. Ширяев более или менее целиком разделяет мои взгляды, а с Г. Месняевым у меня нет никаких серьезных разногласий. Вопрос об оценке Бунина не имеет прямого отношения к вопросу, и хотя я мог бы тут кое о чем поспорить с Б. Н. Ширяевым, оставлю это до другого раза. Г. Месняев правильно понимает самое главное в этой проблеме: разницу между интеллигенцией и «интеллигентщиной»; следовательно, если в чем мы и расходимся, то лишь во второстепенных деталях.
Один Б. Башилов меня яростно атакует в длинной статье с длинным названием[240]
. Ему мне придется ответить. Хочу только тщательно подчеркнуть, что принципиальная полемика никак не должна переходить в ссору и перебранку; эта аксиома в эмиграции, увы, слишком часто забывается. В данном случае это тем более так, что речь идет главным образом о филологических тонкостях. Не буду уклоняться от их обсуждения: я сам по образованию филолог и готов их с интересом разбирать.Для Б. Башилова «интеллигент» значит «революционер», на чем он, однако, основывается? Если взять первоначальный смысл латинского слова «intelligens», оно значит «умный, разумный, понимающий», но ничего не говорит о политических взглядах. Разве если считать, что умные люди не могут быть монархистами. Этимология сама по себе, конечно, не доказывает ничего. Слова меняют значение в процессе их жизни. Гораздо важнее взглянуть на то, в каком смысле русские люди в наше время этот термин употребляют. Не может быть, чтобы Б. Башилов в России не слышал фраз вроде: «Интеллигентный ли он человек?» – «Конечно, ведь он же бывший офицер». И пусть Б. Башилов опровергнет следующее. Если спросить любого простого человека в СССР, крестьянина или рабочего, с малым образованием, но с природным умом, каких в России так много: «Что такое интеллигент?» Он, подумав, ответит: «Ученый человек… образованный человек… который много книжек читал». Причем в ответе этом, как правило, прозвучит уважение, иногда легкая зависть, но редко враждебность. Сознает народ и этические обязанности, налагаемые образованием, и при всяком недостойном поступке образованного человека с неодобрением скажет: «Разве так можно! А еще интеллигент…»