Алданов дает в «Ульмской ночи» такой список типичных интеллигентов: «Ломоносов, Крылов, Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Грибоедов, Гоголь, Тургенев, Гончаров, Лесков, Фет, Чайковский, Мусоргский, Бородин, Рубинштейн, Брюллов, Суриков, Репин, Левитан, Лобачевский, Чебышев, Менделеев, Павлов, Мечников, Ключевский, Соловьевы» и добавляет, что они «были в политике самые умеренные люди, либо консерваторы, либо либералы». «Заметьте», – добавляет он, – «все большие русские писатели могли знать западноевропейские крайние революционные течения… Между тем, ни на одного из них (не причислять же к большим писателям Максима Горького) марксизм ни малейшего влияния не оказал». Половина этих людей были монархистами, а из остальных лишь немногих можно считать революционно настроенными. Исторический факт, что на известном этапе в среде русской интеллигенции, т. е. среди образованных людей России, левые идеи относительно преобладали. Они никогда не охватывали всех. Всегда на самых вершинах культуры были люди, боровшиеся с левыми теориями, и внизу – масса рядовых интеллигентов, врачей, инженеров, чиновников и бесхитростно служивших правительству. Суд Б. Башилова над русской интеллигенцией поистине можно назвать скорым, неправым и немилостивым.
Если принять точку зрения Б. Башилова, получается то странное явление, что человек может неограниченное число раз делаться интеллигентом и переставать им быть. Для этого ему стоит колебаться между монархическими и республиканскими идеями и переходить из одного лагеря в другой. Ибо монархист не может быть интеллигентом, а интеллигент не может быть монархистом.
Ну, а я себя считаю самым настоящим интеллигентом. Интеллигентами были много поколений моей семьи, среди интеллигентов я жил всю жизнь, и, имея университетское образование, считаю, что к ним принадлежу. И если Б. Башилов захочет меня лишить звания монархиста – посмотрю, как он это сделает.
Б. Башилов пугает меня, что, де, в социалистическом лагере за мной название интеллигента не признают. Заверят его, что мне решительно наплевать на мнение «Социалистического вестника» или «Русской мысли». Но шествуя далее по намеченному им пути, мы легко можем себе создать репутацию врагов всякого образования и культуры. А от этого, да сохранит нас Бог!
Кто же он – «русский интеллигент»?
Под термин «интеллигент» у нас подводят множество самых различных характеристик и толкований, начиная, например, от определения интеллигентности по признаку шляпы: «Интеллигентный человек шляпу надел, а толкается», – слышал каждый из нас в трамвае, и кончая суженным до предела, сектантским определением, зачисляющим под эту рубрику исключительно людей, причастных к революционным движениям. Я глубоко уверен, например, что характерный пузырик потонувшего мира господин Аронсон распузырился бы, как крыловская лягушка, если бы услышал о причислении к интеллигенции митрополита Филарета или Петра Аркадьевича Столыпина.
Господствовавшим в прошлом веке определением интеллигенции была причастность в той или иной форме к политическому мышлению, протестующему против самодержавного строя. Степень образования, не говоря уж о ширине кругозора мышления, в расчет не принималась. Выкрикивающий хлесткие, но необоснованные лозунги уездный фармацевт становился на своей улице или в городском саду захолустного города даже «деятелем», вождем в некотором роде. Профессия зубных врачей, безусловно, зачислялась ин корпоре[241]
в ряды интеллигенции именно по тому же признаку, в то время как технически сходная и даже выше нее стоящая в художественно-творческом отношении профессия ювелиров «интеллигентной» не считалась. Важнейшим показателем интеллигенции признавалась также подражательность всему заграничному, западному, начиная от идей и идеек и кончая американскими ботинками. Даже не только подражание, но преклонение перед всем заграничным.Наша русская интеллигенция началась, собственно говоря, только с Радищева, – возглашает и в наши дни другой пузырик потонувшего мира – г. Марк Вишняк, в русскости которого, а также и в интеллигентности возможно и сомневаться.