Люди желтых плащей (СИ)

   Не долго думая, тварь начинает рвать на мне одежду. Я так парализован страхом, что не могу пошевелиться. Трещит по швам куртка, за ней рубашка -- пуговицы брызгают во все стороны... Вижу смутный силуэт сзади. Силуэт подбегает, размахивается... Приклад дробовика попадает твари точно в нижнюю челюсть и буквально выворачивает ее из сустава. "Прокаженный" падает набок, как подрубленный, и "силуэт" хладнокровно добивает его выстрелом в голову.

   Внезапно я понимаю, почему спасший меня человек выглядит размытым образом на фоне поредевших туч. Проглянувшее в узкое окошко солнце слепит мне глаза.

   "Силуэт" протягивает руку, помогает встать. Это Арт -- бедняга дышит, как загнанная лошадь, бледное лицо пошло красными пятнами. Похоже, эти сто пятьдесят метров он пробежал еще быстрее меня.

   Оглядываюсь вокруг. Солнце искрит на полированных боках машин, в лужах воды и крови на земле. Над "полем боя" витает запах пороха и сырого мяса. "Прокаженных" не видно.

   А затем я снова слышу выстрелы.

   12:40

   -- МАКС! МА-А-АКС!

   Кричит Ваня. Нет, не кричит -- стонет. Плачет. Он выскакивает на дорогу из-за баррикады автомобилей, в желтом плаще, испещренном брызгами крови, но я знаю, что кровь не его.

   Круглое лицо, заросшее недельной щетиной, вытянуто и бледно, как у покойника. Он волочит свою "Сайгу" по земле, держа за мушку. Шаг неверный. И вдруг я понимаю, что стрелял он.

   -- Где Женя? -- только и удается выговорить мне.

   "Лицо, перекошенное болью". Навязчивый образ, который, точно камушек в ботинке, лишал меня покоя последние сутки.

   Ваня не отвечает, и я повторяю настойчивее:

   -- Где Женя?!

   Губы Вани искривляются, как будто он вот-вот заплачет:

   -- Макс, он... его цапнули.

   12:41

   Последующие события запечатлелись в моей памяти отдельными слайдами.

   Вот мы мчимся с Артом к обочине. Перепрыгиваем через капот зеленого "Вольво".

   Грязная обочина, земля, усыпанная стреляными гильзами и разорванными коробками от боеприпасов.

   "Прокаженный" в полуметре. Мертвый. Дыра в голове. Свежая кровь на губах.

   Женя. Он лежит на спине, желтый плащ на бурой грязи, рядом ружье. Расширившиеся глаза смотрят в небо, лицо белое, как мел, губы, напротив -- синюшные.

   Тело сотрясается от дрожи. Нет, это не дрожь -- быстрое-быстрое дыхание, точно у живого "прокаженного". Я слышу свист, с которым вырывается воздух из приоткрытых губ.

   Правой ладонью он зажимает рану на левом плече. Кровь проступает сквозь пальцы.

   Голос Вани: "он подкрался сзади, мы не заметили..."

   Глаза Жени -- два белых яблока с черными монетами зрачков -- поворачиваются и смотрят на меня.

   -- Максим, меня укусили, -- скороговоркой сообщает он. -- Меня укусили, Максим. Меня укусили. Меня укусили...

   Я закрываю глаза, и в мозгу вспыхивает яркий образ.

   "Лицо, искаженное болью и страхом".

Глава 15

Ингибитор протеазы Н2Р1

   12:50

   Я никогда не относился к тому подавляющему большинству людей, что пребывает в святой уверенности, будто все беды человечества -- это беды остального человечества. Что плохое, по-настоящему плохое никогда ни с кем не случается. Что это миф, раздутый СМИ и корыстолюбивыми политиками. Что войны, болезни и несчастные случаи -- удел неких безликих неудачников, которые и родились-то только ради того, чтобы в нужный момент умереть в автокатастрофе или от рака простаты, дополнив статистическую переменную.

   Напортив -- я всегда причислял себя к тем самым неудачникам, чьи головы выбирает своей целью сорвавшаяся с крыши сосулька, чьи оголенные лодыжки находит на пикнике энцефалитный клещ. Если у меня вскакивала бородавка, я рассматривал возможность наличия в моей крови онкогенного папилломавируса. Засыпая ночью, я всегда помнил, что проснуться утром мне может помешать синдром "внезапной сердечной смерти". Когда мой самолет совершал посадку в плохую погоду, я был готов упасть в океан.

   Естественный конец в глубокой старости никогда не виделся мне достижимой перспективой. У среднестатистического человека шансы дожить до этой самой старости, с учетом всех факторов, начиная с загрязненной окружающей среды и заканчивая пьяным водителем, готовым размазать тебя по шоссе приятным январским вечером -- примерно пятьдесят на пятьдесят. Прибавим сюда фактор Х (метеорит-убийца или новый штамм вируса, способный за одну ночь "выкосить" восьмую часть населения крупного города), и картинка становится совсем нелицеприятной.

   Однако, несмотря на все это, я никогда не допускал мысли (теперь это кажется странным), что нечто плохое может случиться с кем-то из моих близких. Только не с ними. Люди, окружавшие меня каждый день на протяжении многих лет, стали неким фоном, неотъемлемой частью привычной картины мира. Я сотни раз представлял себя лежащим в гробу в окружении скорбящих родственников, но ни разу мое воображение не рисовало в этом гробу кого-то из них. Наверное, причиной тому глубоко сидящий в каждом из нас гиперэгоист. Мы мним себя центром статичной вселенной, меняющейся лишь вследствие нашей смерти.