Наконец ему удалось развязать узел, и он — не знаю, зачем — выпрямился. Я не стал ждать, когда он нагнется — носком левой ноги я зацепил его повыше пятки и, взвившись чуть ли не «свечкой», впечатал свой правый каблук не знаю точно, куда — там было темно, — но, кажется, в солнечное сплетение. Его тело прошуршало по стене и стукнулось где-то немного подальше. Вскочив на бесчувственные ноги, я сделал шаг, нагнулся и обеими руками подхватил фонарик. Какими-то немыслимыми движениями выворачивая его в скованных руках, осветил угол или то, что назвал бы в этой пещере углом, нащупывая лучом тело Зигфрида, — он лежал, привалясь к стене пещеры, одним плечом в углублении и упершись подбородком в грудь. Кажется, он был без сознания. Я сделал еще два шага и оказался над ним. Стоял расставив ноги. Было трудно, держа фонарик, выковыривать один камень из-под другого, но в конце концов мне это удалось. Упершись головой в верхний камень, я, извиваясь и чуть не переломившись, двумя руками уронил камень слева от Зигфрида, где было немного свободного места. Теперь, подпирая головой замшелый, но все равно очень твердый и неудобный камень стоял и уже начинал паниковать: что, если этот тип отрубился надолго?
Слава Богу, не надолго. Зигфрид застонал и потянулся правой рукой к голове, по пути задев мою ногу. Я переставил ее ему на грудь, слегка прижал.
— Осторожно! — предупредил я его. — Над тобой камень в полтора пуда весом. Я вытащил подпорку. Если я его уроню...
— Понял, — простонал Зигфрид. Он потрогал голову. Снова застонал.
— Лежи, не дергайся, — сказал я. — Если я не буду его поддерживать, он упадет тебе на лицо. Ты не успеешь подняться. Понимаешь?
— Понял, — опять сказал Зигфрид. — Что же делать? Может быть, я выползу из-под тебя, а потом...
От этой глупости я чуть не расхохотался.
— А потом снова свяжешь меня, — сказал я. — Не смеши меня, не то я не смогу его удержать. Вырваться тоже не пытайся — сразу уроню. Мы сделаем вот что, — сказал я. — Сейчас ты снимешь с меня наручники, и тогда я смогу взять его руками. Давай, — я опустил скованные руки вниз. — Давай, — уже требовательно повторил я.
Лежавший перед камнем фонарик светил в углубление, и я не видел его лица, но услышал, как он захныкал там, внизу.
— У меня нет ключа, — плачущим голосом сказал он, — он там, в машине.
— Тогда лежи и жди, пока я устану, — жестко сказал я. — Только учти, на много меня не хватит.
Секунд пять он думал, потом сдался — он быстро соображал.
— Давай, — проплакал он.
В темноте он нащупал мои руки, еще какое-то время искал скважину, расстегнул браслет. Потом — второй.
Я потер кисти рук: сначала одну, потом другую. Взял фонарик из ниши и посветил им вниз. Зажмуренное лицо Зигфрида было чем-то испачкано — не понял, откуда взялась эта грязь, да мне было и не до этого. Наручники лежали на моем прижимавшем его ботинке.
— Надень один браслет, — приказал я.
— Зачем? — громким шепотом спросил Зигфрид. В его шепоте был страх.
— Я тебя не спрашивал «зачем», — сказал я. — Надень и застегни.
Зигфрид, все так же жмурясь, надел браслет, защелкнул его.
Я взялся за камень, убрал ногу с его груди.
— Встань к стенке, — я кивнул ему, куда встать.
Зигфрид, кряхтя и постанывая, выполз из-под меня. Поднялся. Отступив на шаг, он споткнулся на неровном, поднимающемся полу и привалился спиной к стене. Эта его поза была для меня безопасной. Я отпустил камень и отпрыгнул. Камень вывалился и упал с таким тяжелым стуком, что земля дрогнула у меня под ногами. Я сделал шаг к Зигфриду и врезал ему под дых, и когда он, хрюкнув, согнулся, я схватил его за руку над браслетом и заломил ее за спину.
— Вторую руку, — приказал я.
Не знаю, от чего ему было хуже — от удара под дых или от боли в плече — во всяком случае он безропотно протянул руку за спину. Я защелкнул второй браслет. Потом я обыскал карманы его ветровки, джинсов, ничего не нашел кроме носового платка и нескольких смятых денежных купюр. Засунул все это назад, в задний карман.
— Ложись на землю, — сказал я.
— Я же и так безопасен, — прохрипел он. — Я же в наручниках.
— Лучше ляг, — сказал я. — Я ведь могу ударить тебя по голове, как ты меня.
— Это не я, — простонал Зигфрид.
— Ладно, не будем мелочны, — сказал я. — Мне все равно, кто это сделал. Ложись и задери ноги.
Зигфрид опустился на одно колено, потом на второе, кряхтя, наклонился, чтобы осторожно упасть на плечо. Что-то мелькнуло в его глазах, пока он укладывался, и я принял это к сведению.
— Ноги, — сказал я.
Я связал его ноги своим галстуком и притянул их к его скованным наручниками рукам — поза была неудобной, но все-таки не настолько, как та, в которой они оставили меня. Подумав, я вытащил из его заднего кармана платок. Скатав его по диагонали, я взнуздал его этим платком, как уздечкой. Так он мог издавать какие-то звуки, но не слишком громкие. После этого я оставил его и стал шарить лучом фонарика по краям пещеры, пока не нашел подходящий голыш размером чуть поменьше моего кулака. Я обернул его своим носовым платком, но все равно он, пожалуй, был слишком твердым. Я вздохнул.