Одна из важнейших особенностей, подчеркнутая и особо выделенная в трактовке Александра Бурдонского, заключалась в том, что Смерть — это отнюдь не безучастная ко всему и всем старуха с косой, а Странница, ведающая все тайны Жизни — ее сладость, ее счастье, ее краткость.
Людмила Чурсина создавала этот мистический образ очень скупыми выразительными средствами, но предельно захватывающе и напряженно. Смерть справедлива (недаром зовется Странницей — обошла весь свет, повидала всего, умеет различить мнимое от истинного, твердо знает, что в какой-то момент необходимо расстаться с иллюзиями), она не косит всех без разбора. Именно она знает тайну Анжелики и окажется одна в доме в тот самый момент, когда погибшая четыре года назад девушка, многое пережив, вернется домой и захочет все восстановить.
Одна из самых сложных, философских и напряженных сцен спектакля для Людмилы Чурсиной — этот диалог с Анжеликой, безукоризненно пережитый и прочувствованный актрисой. Странница-Смерть говорит с «ожившей» просто, спокойно, раскрывая перед Анжеликой то таинство жизни, которое, как учит нас православие, человек постигает первые сорок дней после смерти, находясь уже по другую сторону бытия. Постигает, как правило, мучительно и очень трудно, потому что именно в эти дни перед ним раскрывается все то, о чем не думалось прежде, что виделось искаженно. Здесь же, перед нами, это таинство раскрывается перед живой молодой женщиной, как раскрывается и непонятая ею сила совершенного греха.
Странница-Смерть объясняет Анжелике, что ей нет уже места в этой жизни, вернуться невозможно, как нельзя вернуться туда, куда возврата нет, где ты уже заменена для всех другой дочерью, внучкой, сестрой, пережившей все то, что было уготовано Судьбой Анжелике. И, прикрыв ее плечи своим просторным серым рукавом, Смерть уводит девушку за собой туда, к омуту…
И восстанавливается гармония. И память перестает тревожить и мучить окружающих, превратившись для них в светлое и неистребляющее чувство. И Матери прибегают сообщить, что тело Анжелики найдено возле омута таким, словно она не пролежала четыре года в воде. И уходит из этого дома Смерть, потому что ей есть, с кем вернуться туда, в далекую обитель, где не люди из плоти и крови, а души существуют в своем мире. И мы уходим из театра с ощущением, что жизнь продолжается, несмотря на наши потери, что Смерть примиряет самое непримиримое, восстанавливая такую жестокую, но такую необходимую гармонию.
Не случайно критик Ольга Смирнова отметила: «…эта Странница представлена отнюдь не мрачной потусторонней сущностью. Здесь главное — парадоксальное сосуществование в одном лице существа, уносящего жизнь, и Женщины, эту жизнь дающей. И вторая ипостась на сцене, кажется, побеждает».
Эта работа Людмилы Чурсиной не для меня одной стала неким новым явлением, новой гранью в даровании актрисы, казалось бы, хорошо известной по ее киноролям и работам в театре. Трудно, очень трудно воплотить на подмостках мистический и глубоко философский образ, сотканный не просто из текста, но и обязательно из собственной личностной глубины так, что он, этот образ, становится не просто достоверным, а естественным. Мало того — раскрывающим перед тобой очень важные, необходимые истины.
В не раз уже цитированном интервью с Татьяной Москвиной Людмила Чурсина говорила об этой работе: «В пьесе Алехандро Касоны „Та, которую не ждут“ роль действительно очень опасная. Ее величество госпожа Смерть. Но там настолько потрясающие монологи, когда она говорит: „Вы меня удивляете. Я слышу, как все вы жалуетесь на жизнь, почему же так боитесь лишиться ее?“ Мудро. Дети так часто, не ведая того, играют со смертью. В общем, мы все ходим на острие жизни и смерти, но забываем о том, что мы смертны. И слава богу! Хотя, как говорил Толстой, день, прожитый без смертной памяти, — напрасно прожитый день. Но к этому приходишь только с годами. Мало кому с юности дается это ощущение конечности земного пути. Нужно ценить каждый день, нужно ценить живых при жизни — в общем, целая философия.
Я брала благословение, пошла к батюшке, сказала, что предложили такую работу, и он меня как-то убедил. А вообще я давно уже интересовалась этим явлением, не менее великим, чем рождение. Оно до сих пор для нас закрыто, непостижимо… Спектакль может помочь людям мудрее, спокойнее, естественнее относиться к неизбежному, принимать его достойно».
Легенда, благодаря Александру Бурдонскому и Людмиле Чурсиной, обернулась смыслом вечным, тревожным, но в какой-то степени и исцеляющим. Ведь память не должна убивать, не должна прекращать течение жизни — она может озарить ее неярким светом, который будет помогать жить дальше даже после самых горьких потерь, а не звать в небытие. И, может быть, не надо бояться смерти, если своим уходом мы заслоняем кого-то?..