Людмила Чурсина. Путь к себе

Одна из любимых киноролей актрисы — купринская Олеся — и это совсем не случайно, и если вам захочется приблизиться к загадке Людмилы Чурсиной (загадке, о которой так часто и охотно пишут) — вспомните ее удивительную Олесю, внутренний мир которой, внешне неприхотливый, полон тончайшей боли, раздумий, глубинных связей с природой. Это внутренний диалог с окружающей ее красотой и многозначностью неба, леса, реки, животных и растений почти осязаем вами, и, если угодно, он в большой степени тождествен самой личности Людмилы Чурсиной — глубокой и, я бы сказал, целомудренно затаенной. Этот удивительный диалог с окружающим миром сыгран так тонко, что невольно кажется, будто он нами подслушан.

„Актер — умница своего времени“, — написал когда-то великой Любови Добржанской великий Алексей Попов, но, увы, далеко не всякий даже талантливый артист владеет основой актерской тайны — личностным проникновением в образ, а это особо сложное искусство, которым Чурсина, к счастью, владеет, и именно на сцене она может это реализовать сегодня сполна.

Наше, режиссерское дело — предложить ей достойные роли и помочь вскрывать их тайны, множить их на дарование актрисы, найти именно ее путь.

Для стороннего взгляда она может быть суетливой, закрываться шуточками и остротами, даже своей очень обаятельной неуклюжестью и т. п. Но это лишь пена, а под нею недюжинный ум, культура, острота реакций, чувство собственного достоинства, ну и россыпь трагических соприкосновений с нашей не очень простой, порою слишком горькой жизнью. Как говорила у А. Н. Островского героиня в пьесе „Без вины виноватые“: „Лавры-то потом, а сначала горе да слезы…“

…От всего сердца хочу пожелать, чтобы горе да слезы касались только ее сценических и экранных героинь, ну а лавры, Бог с ними, — пусть иногда будут…»

Как же тонко надо чувствовать актрису, как глубоко ощущать ее внутренний мир, чтобы в небольшом поздравительном тексте раскрыть «загадку Людмилы Чурсиной»!

Они, действительно, обрели друг друга — актриса и ее режиссер…

Говоря о многолетней и плодотворной работе Александра Бурдонского и Людмилы Чурсиной, я вынуждена буду довольно подробно пересказывать сюжеты спектаклей, потому что выбор пьес Александра Бурдонского всегда был оригинален — они, как правило, не знакомы не только широкому, но и довольно узкому кругу зрителей, поэтому, рассуждая о режиссерской трактовке и, в соответствии с ней, работе актрисы, выстраивать событийную канву драматургических произведений необходимо.

К первой совместной работе Александра Бурдонского и Людмилы Чурсиной критики отнеслись довольно прохладно, отмечая сильные моменты режиссуры Александра Бурдонского и игры Чурсиной и Александра Дика, но вяло поругивая пьесу. Зрители восприняли спектакль «Дуэт для солистки» почти полярно — от восторга до некоторого недоумения, и дело здесь, конечно, было в самом материале: в первый год начавшегося нового столетия россияне еще не с той степенью оголтелости, как сегодня, воспринимали западные нравы и привычки. В частности, посещение психоаналитика, к чему многие и по сей день относятся почти иронически. А именно шесть сеансов с психоаналитиком и составляют сюжет пьесы Тома Кемпински.

Людмила Чурсина рассказывала: «Помню, когда он мне предложил роль в пьесе „Дуэт для солистки“ — истории виолончелистки Жаклин Дюпрэ. Шесть маленьких спектаклей в одном, шесть сеансов у психиатра. Этого врача моя героиня решила уничтожить. У нее гениальный слух и глухота ко всему, что вокруг. Мы закрылись с Александром Васильевичем, и он практически проиграл весь спектакль так, что я с открытым ртом просидела два с половиной часа и сказала: „Двумя руками 'да', я готова!“ — хотя потом обнаружилась сложность, потому что у меня закрытый темперамент, а здесь нужно было открыть нутро, вытащить из себя кишечник. Это был мой первый спектакль у Бурдонского, переломный момент. И стало понятно, что нам интересно друг с другом работать. Я этим очень дорожу».

Александр Бурдонский построил спектакль таким образом, что он становился серией сеансов и для зрителей, невольно вспоминающих о собственных комплексах и пытающихся преодолеть их по «подсказке». Это почти мистическое свойство спектакля, созданной Александром Бурдонским атмосферы, медленно втягивающей зрителя словно в гигантскую воронку, делало зрелище отчасти непонятным и даже раздражающим, а отчасти — влекущим, завораживающим. Вот это «качество» спектакля, как мне кажется, и разделяло зрительный зал в зависимости от душевной организации и духовного опыта каждого.