Людмила Гурченко. Золотые годы

Приехал доктор и объяснил, что это были кварцевые лампы! О ужас! Началась паника. Нас напугали, что могла повредиться сетчатка и мы можем ослепнуть… Все концерты отменили. Никто почти не видит. Глаза болят страшно. Привезли какие-то капли, мази… Новый год мы встречали в гостинице, все были в темных очках (нам всем их привезли), и третьего января мы на поезде укатили в Москву. Это была накладка руководства госпиталя, его вызывали в Москву, хотя мы никому не жаловались. По приезде Люся позвонила чудесному Святославу Федорову, и поехали мы на проверку. К счастью, все обошлось. У Люси были очень хорошие отношения с милой и добрейшей семьей Федорова, мы несколько раз были у них в гостях, Люся даже ездила с ними на какой-то фестиваль.

48

В свободный промежуток между съемками мы несколько раз выезжали на гастроли в Астрахань, Архангельск, Талды-Курган и другие города. Я очень любил ездить в такие гастроли. Во-первых, много концертов, новый город, новые люди. Это счастье! Постоянная музыка, которую ты делаешь, лепишь со своими коллегами, это взаимопонимание, это праздник. Во-вторых, я всегда ехал на поезде вместе с музыкантами. Мне с ними было очень легко, весело. А уже когда мы приезжали на место, я целиком был с Люсей. Все проблемы сваливались на меня. Холодно в зале – Костя. Свет плохой – Костя. Звук плохой – Костя. Музыкант не то сыграл – Костя. А ребята после концерта собирались у кого-то в номере, накрывали стол и справляли конец рабочего дня. Это было всегда прилично, никто не напивался, но им не хватало меня.

И вот однажды, по-моему, в Талды-Кургане, после концерта мы уже в номерах, Люся легла после трех концертов отдыхать, был включен телевизор, и вдруг я слышу – какой-то стук. Стук как азбука Морзе. И я понимаю, что это музыкантский пароль. Я не могу объяснить, что это такое, могу только простучать. А наш номер находился на одной стороне с ребятами, и рядом, через стенку, жил музыкант Юра Аветисов. Я тихо выхожу на балкон и вижу, как по перилам едет тарелочка с красивой вкусной закуской и рюмочка! Как мне стало хорошо! Друзья! Высовывается голова Юры: «Спит?» «Да», – киваю я. «Ну давай, за тебя!» Выпили. «А теперь за вас!» – говорю я. Выпили. Спокойной ночи. Вот такие друзья. Мой коллектив. Сегодня мы стараемся не теряться, встречаемся, вспоминаем прекрасные времена, тоскуем по сцене.

Тем временем приближались девяностые. Занятости у Люси становилось меньше. Все еще были частые поездки за границу на кинофестивали, на дни советской культуры. Люся начинала волноваться, мы стали больше ездить на концерты. В один прекрасный день Люся вдруг говорит мне, что надо как-то сократить коллектив, много расходов, много людей – нужна только Ирка, ты, звукорежиссер и рабочий. И все. То ли это было желание оторвать меня от моих друзей-музыкантов – Люся старалась создавать вокруг людей, которые ее окружали, одиночество, чтобы рядом, кроме нее, никто не вертелся, короче, распускай всех – и баста! Но мы работали с Роксаной Бабаян, у нас с ней были концерты… Распускай или сам бросай их! Вот так! Так было и с Дубовицким, так она захотела и сейчас, когда коллектив был так доволен, окрылен работой с Люсей…

Это действительно было очень приятно. Всегда полные залы, сотни букетов цветов, всегда лестные и прекрасные отзывы о концерте! Да и работы много. Материально тоже все у нас было в порядке. И вдруг – распускай или сам бросай их! Ну и пришлось мне с кровью вырезать и этот кусок жизни. Коллектив был в недоумении, почему вдруг расставаться, когда все так хорошо!? Но пришлось. Думаю, что даже сегодня, мои любимые музыканты хорошо помнят этот черный день и не могут мне его простить. Хотя я пытался убедить Люсю: это же качество, это живая музыка, это красиво… Нет! Бесполезно. И мы расстались. Простите меня, мои дорогие, талантливые друзья, Миша Чувелев, Боря Ботвинкин, Сергей Щербаков, Виктор Жук, Саша Мисаилов, Гена Комаров. Я вас очень люблю!

В конце 80-х вдруг я стал обращать внимание на Люсины разговоры о том, что ей не нравится район, где она живет. А мы жили рядом с метро «Проспект Мира». Окна, правда, не все, выходили в Ботанический сад. Но район был прекрасный, да и дом Управления делами Совета Министров РСФСР. Уж куда лучше. Но я все чаще и чаще слышал: «Я скучаю по центру, по Маяковке, по старой Москве»… Я напоминаю, какое это тяжелое дело – переезд, ремонт. Но петля сжималась. И в один прекрасный день Люся мне говорит: «Надо пойти к Петрову (большой начальник в жилищной сфере Москвы), поговорить с ним, и он поможет! Легко сказать «поможет»! Я иду. Мы долго общаемся, Саша (так звали Петрова) – очень добрый, интеллигентный человек, хоть и большой начальник, выслушал меня с изумлением.

– Эту совминовскую квартиру поменять на центр!? Здесь же и так центр! Проспект Мира, Ботанический сад, не понимаю! Да еще в новом доме. В том «центре», в который хочет Люся, новых домов не будет. Будут только после капремонта. А вы представляете, что это такое?!