Первое время разборок было немного. Где-то по два раза в неделю. В основном выяснялось, что я делал эти несколько месяцев, собирался ли уехать и был ли у меня кто-нибудь… С большим трудом каждый раз повторял я одно и то же. В это время съемки «Сексказки» заканчивались, впереди не было никаких работ и… вдруг звонок!
Приглашают на гастроли в США. Интересный маршрут, неплохой гонорар, в конце лета. Все устраивает. Начались переговоры. Прошел уже месяц, как вернулся из Люблино. Конечно, я понял, что есть свой родной дом. Мне там было спокойно, безмятежно и, главное, свободно. Но с Люсей все равно отношения были натянутые, в любой момент без видимых причин могла разразиться ссора. Она очень переживала, злилась, что я ушел, что она за мной приехала, а не я приполз к ней. Она всегда уходила первая, а тут Костя ушел! Я так резко говорю про те месяцы, потому что всем своим видом Люся показывала, что я ее предал. И все мои ответы не принимались.
За месяц мы срочно продали мою машину («зачем нам две машины, все равно мне на съемки присылают»). Потом продали два синтезатора, у нас было три («зачем нам три синтезатора, ведь теперь ты будешь играть мне на одном»), и весь комплект прекрасной аппаратуры для концертов: шесть больших колонок, пульт, два усилителя и т. д. Все. Назад дороги нет. Только теперь я понимаю, что это было сделано для того, чтобы меня «обезглавить», лишить главного. Музыки. Только с Людмилой Марковной! Самому – дороги нет! И сам не пойму, почему я так легко с этим смирился. Вот и подошло время вылета. Визы готовы, нам дают сопровождающего (без него нельзя), берем с собой синтезатор, микрофон и еще кое-какие электронные «примочки». Вечером перед вылетом опять был неприятный разговор, а вылет в 7 утра, в Шереметьево надо быть очень рано. У нас был кофр (специальный чемодан для инструмента) нестандартного размера и очень тяжелый. Еле дотянул его до машины. Приезжаем в Шереметьево. Сопровождающий заказал депутатский зал (сейчас ВИП). Идем, и вдруг мне на шею бросается женщина:
– Костя, дорогой, это ты??? Сколько лет прошло! Как я рада тебя видеть! Ты меня узнаешь? Я Ольга!
Я посмотрел на Люсино лицо и понял: мне конец. Она побелела.
Женщина поворачивается к Люсе и радостно кричит:
– Здравствуйте! Представляете, мы не виделись с 1967 года! Мы учились вместе!
– Где? – холодно спрашивает Люся.
– В Институте культуры, на Левобережной.
– Понятно. Что-то я не помню, что ты учился в Институте культуры.
– Так это было в 1967 году! – выкрикнул я.
Но Люся уже пошла в депутатский зал. Мы поговорили с Ольгой, вспомнили те прекрасные времена, и тут она мне сообщила, что провожает своего друга, который везет Гурченко в Америку! У меня аж скулы свело. Она Люсю не узнала! Я быстро объяснил изумленной Ольге, кто я, с кем я и куда лечу, и быстро пошел за Люсей. Она уже сидела в зале. И я с грустью понял, что все гастроли пройдут под флагом моей встречи с Ольгой.
А в действительности дело было так. Мы вместе поступали в Институт культуры. И около года я ходил на подготовительные курсы, где познакомился с Ольгой. Это была очень красивая девушка. И конечно, я был в нее влюблен! Она была моя первая любовь… Но ведь это было в 1967 году!
Зайдя в зал, я увидел сидящую Люсю белого цвета. На меня она даже глаз не подняла. Рядом сидела известная женщина-космонавт. Уже подходя, я почувствовал неладное. Люся нервно сняла серьги, которые я привез из Лаоса (сапфиры с бриллиантами) и швырнула их на пол. Она очень любила эти серьги и всем говорила, что их я привез ей из Лаоса. Все сидящие в зале затихли. Думаю, что не весь народ, сидящий в зале, узнал народную артистку. Я начал искать на полу эти серьги, наконец, нашел.
– Так вот с кем ты провел эти месяцы! Теперь я все увидела своими глазами! – тихо сказала Люся, не поднимая глаз.
Я пытался объяснить, что это был 1967 год, а сейчас она жена нашего сопровождающего! Бесполезно. А когда пришел Анатолий (так звали сопровождающего), Люся его долго пытала, кто эта женщина и кем ему приходится. И даже во время гастролей иногда она снова начинала допрос Анатолия. Он вежливо закрывал эту тему, но Люся не удовлетворялась его ответами. Она безрезультатно и довольно бестактно подводила его к своим домыслам, а я сгорал со стыда. На все вопросы Толя ей ответил, но еще не раз, уже во время гастролей, Люся пыталась с ним говорить на эту тему. Но он вежливо останавливал ее. 10 часов полета «морально», да и физически были очень тяжелыми, а тема для разговора у нас с Люсей была одна: роковая встреча в аэропорту.