Людовик XI

Постепенно брат короля оказался втянутым в бурлящий поток страстей, которые он был совершенно не в состоянии контролировать. Тогда кто-то из его приближенных, знающий, что и когда сказать, начал убеждать его, что король, каким бы грозным он ни был, единственный человек, который может помочь ему в этой ситуации. В панике Карл решил, что это лучший вариант действий, и попал в ловушку, которую так ловко расставил для него Людовик. В страхе и тревоге герцог Нормандский решил отправить послание своему брату…

В понедельник 25 ноября в шесть часов вечера король Франции торжественно въехал в город Орлеан. Рядом с ним ехали герцог Бурбонский и молодая герцогиня Орлеанская. Людовик был уже другим человеком. В то утро он отправился в церковь Нотр-Дам-де-Клери, чтобы исполнить обет, данный им в Монлери. Дева Мария, покровительница Франции, услышала его молитвы: к нему прибыл гонец от его брата — важный гонец, поскольку это был лично магистр Нормандского двора с письмом в руках.

В письме говорилось о беспокойстве, которое одолевало Карла с тех пор, как он взял на себя столько новых обязанностей. Прочитав его, король спросил у гонца, как он должен понимать жалобы брата. Полученные им ответы убедили его в том, что то, как он хотел их интерпретировать, было правильным.

Затем Людовик передал письмо герцогу Бурбонскому, которому, между прочим, сказал: "Я должен идти на помощь моему брату. Думаю, мне придется вернуть себе герцогство Нормандия".

II

Днем 29 ноября Людовику XI сообщили, что четырьмя днями ранее, в тот самый день, когда он принял в Клери эмиссара своего брата, в Мон-Сент-Катрин произошел взрыв. Когда король уже собирался покинуть свои апартаменты, чтобы немного поразмяться и привести мысли в порядок, он увидел Эммануила ди Якоппо, миланского посланника, которого хорошо знал, и попросив его подойти сказал:

Мануэль, я только что узнал, что герцог Бретонский едва не погиб в Нормандии и что вся провинция в беспорядке.

Затем король добавил, что ждет гонцов, которые будут направлены к нему от каждой из соперничающих фракций.

Наконец, слухи о том, что Франциск II планирует увезти нового герцога Нормандии в Бретань или, что еще хуже, передать его королю, заставили нормандских баронов и бюргеров Руана принять меры. Вечером 25 ноября граф д'Аркур и часть дворянства появились перед воротами Мон-Сен-Катрин, где, после того как им удалось пробиться к брату короля, они настояли на том, чтобы тот немедленно въехал в Руан, холодно пригласив Франциска II сопровождать их. Тут же, нормандцы схватили Карла и посадили его на лошадь, чтобы сопроводить в город, даже не дав ему времени переодеться. В ужасе герцог Бретонский созвал своих сторонников и сразу же отправился в Кан, предварительно написав письмо королю, в котором он обвинял нормандцев в попытке заманить его в ловушку и заверял своего государя в своей полной преданности. В Орлеане посланники герцогов Бретонского и Нормандского прибывали один за другим. Чтобы отомстить Карлу, Франциск II был готов отдать в распоряжение Людовика город Кан и другие места в Нормандии, которые находились в его власти. Что касается писем Карла, то они были настолько беспорядочны, что король легко мог увидеть в них намерение своего брата, который решил отказаться от своего нового герцогства.

1 декабря королевские войска отправились в Нормандию. Адмиралу был дан карт-бланш на ведение дел с герцогом Бретонским. 3 декабря герцог Бурбонский покинул Орлеан вместе со своим единокровным братом-бастардом Людовиком, чтобы принять командование над основной армией. Со своей стороны, Шарль де Мелён покинул Париж и во главе вверенных ему войск направился на запад.

Эммануил ди Якоппо опасался, что герцоги Бретонский и Нормандский разработали этот сложный план, чтобы захватить короля, но Людовик заверил его, что "его дела не так опасны, поскольку французы не так изобретательны в этом вопросе, как итальянцы".

Когда Эммануил поинтересовался отношением к этому графа де Шароле, король ответил, что опасаться нечего, не только потому, что они вместе составили брачный контракт, но и потому, что он так хорошо информировал графа о своих намерениях, что у того не было причин для подозрений. Якоппо пишет: