Людовик XIV и его век. Часть вторая

Через несколько дней письменное возражение против этого брака было составлено и показано Мазарини. И тогда, отказавшись от надежд, которые, по-видимому, он какое-то время лелеял, Мазарини возобновил попытки прийти к соглашению с Испанией, но делал при этом вид, что продолжает вести переговоры с Савойей. На самом деле, и тот, и другой вариант женитьбы короля был выгодным: союз с Савойей был средством продолжить войну, союз с Испанией — средством упрочить мир.

С наступлением весны возобновились тревоги, связанные с войной. На этот раз кампания началась с измены. Маршал д’Окенкур, прельщенный прекрасными очами г-жи де Шатийон, которая уже имела в числе своих поклонников короля, герцога Немурского и принца де Конде, вступил в переговоры с Конде и согласился сдать ему Перонну; к счастью, об этой измене стало известно своевременно, и король отстранил маршала от командования войсками.

Впрочем, эта измена вскоре была наказана еще более жестоко: маршал д’Окенкур, перешедший на сторону врага и оборонявший взятый в осаду Дюнкерк, приблизился к нашим линиям с целью провести рекогносцировку на местности, получил смертельное ранение и скончался, изъявив глубокое раскаяние и попросив у короля единственной милости — быть похороненным в церкви Богоматери Льесской, на что получил согласие.

Вследствие измены маршала было решено, что в этом году король отправится к армии ранее обычного; но, до того как он покинул Париж, произошло еще одно примирение, на этот раз с г-ном де Бофором, который, находясь в изгнании, выказал твердость и гордость, не пытаясь с помощью какой-либо подлости обрести дружбу с министром и желая, чтобы между тем, что было сделано против него, и его согласием примириться с двором прошло подобающее время. Мазарини, со своей стороны, по совету герцога Вандомского видел в герцоге де Бофоре лишь брата герцога де Меркёра, своего племянника, и, как только Бофор снова вошел в милость, принял его в число своих друзей и поставил его, по праву преемственности, по главе Адмиралтейства, которым в продолжение войны руководил герцог Вандомский.

Король уехал на другой день после Пасхи и начал с того, что лично появился перед Эденом, который незадолго до этого взбунтовался; но, поскольку никакой вероятности принудить Эден к повиновению не было, Мазарини не захотел, чтобы Людовик XIV продолжал бесполезное и, следовательно, унизительное стояние под стенами этого города, и потому решено было идти к Кале, чтобы постараться осуществить главный план этого года — совместно с англичанами захватить Дюнкерк. Дело в том, что с целью устрашить Испанию кардинал Мазарини заключил союз с Кромвелем.

Дюнкерк был захвачен 14 июня, но радость, которую вызвало это событие, вскоре омрачилась неожиданно начавшейся болезнью короля. 22 июня Людовика XIV охватила крапивная лихорадка, которая не прекращалась ни на минуту и в итоге развилась настолько, что вскоре начали опасаться за его жизнь. В этих обстоятельствах несколько человек выказали королю свою преданность; прежде всего, речь идет о королеве, решившей удалиться в Валь-де-Грас, если король умрет; герцог Анжуйский не пожелал расстаться с братом, хотя лихорадка была заразной, а Мария Манчини, каждый день ожидавшая известий о больном, пребывала в отчаянии из-за того, что ей не позволили стать его сиделкой.

Но совсем иначе дело обстояло с кардиналом, который начал с того, что подумал о своих интересах. Поскольку от герцога Анжуйского, в случае смерти короля, ему не приходилось ждать ничего хорошего, он послал забрать обстановку и деньги из своего дома в Париже и перевезти все это в Венсенский замок.

Молодой граф де Гиш, сын маршала де Грамона, маркиз де Вильруа, сын маршала, и молодой принц де Марсийяк, которые в то время были фаворитами короля, также выказали ему свою великую преданность.

Наконец врачи объявили, что жизнь больного вне опасности, и двор охватило великое ликование. Король вернулся в Компьень, затем в Фонтенбло, потом в Париж. Все спешили засвидетельствовать молодому государю свою радость по поводу его выздоровления. Лишь одно четверостишие прозвучало возражением против того, что все считали милостью Божьей. Принадлежало оно Бюсси-Рабютену и было написано во время болезни короля; вот оно:

Велик король наш и судьбою щедро наделен:
Как Александр, он храбр, как Цезарь, он умен.
Все говорят о нем, что Бог его нам дал.
Ах, если бы Господь назад его забрал!..

Болезнь лишь укрепила любовь Людовика XIV к Марии Манчини, ибо, как мы уже говорили, во время его болезни юная девушка всеми возможными способами проявляла свою привязанность к нему; и потому королева поспешила осуществить то, что с самого начала года называли путешествием в Лион.