Людовик XIV и его век. Часть вторая

Удивительнее всего было то, что в этой поездке принимала участие Мария Манчини, то ли потому, что Людовик XIV не мог решиться на разлуку с ней, то ли потому, что ему было сказано, что в проекте его брачного союза с принцессой Маргаритой нет ничего серьезного. Как и ее сестры, она состояла под надзором г-жи де Венель, старой гувернантки, осуществлявшей над вверенными ее надзору овечками настолько строгое наблюдение, что порой это нарушало ее сон. В Лионе, где окна покоев девиц Манчини выходили на площадь Белькур и были расположены очень низко, у г-жи де Венель вообще не было ни минуты покоя, так что бедная дама превратилась в сомнамбулу. Однажды ночью она поднялась, вошла в спальню сестер Манчини и в полусне приблизилась к их кровати, чтобы убедиться, что они на месте. Но, когда она ощупывала их, вышло так, что она сунула палец между зубов Марии Манчини, спавшей с открытым ртом. Ощутив у себя во рту нечто чужеродное, девушка машинально сжала челюсти, а поскольку зубы у нее, как мы уже отмечали, были здоровые и крепкие, она чуть было не откусила палец несчастной г-жи де Венель, которая от боли тотчас же пробудилась и принялась громко кричать. От этих криков проснулись в свой черед обе девушки и, при свете ночника увидев в своей спальне нечто похожее на привидение, тоже подняли крик. На шум сбежались слуги, все разъяснилось, и на другой день рассказ о ночном происшествии, о котором было доложено королю, сильно позабавил весь двор.

Тем временем известие о путешествии, которое предстояло совершить королю, и о причине, по которой оно предпринималось, достигло, как и желал этого Мазарини, Мадрида и проникло в Эскориал. Узнав, что Людовик XIV намерен жениться на принцессе Маргарите Савойской, Филипп IV воскликнул: «Esto no puede ser, уnо sera!» («Этого не может быть и не будет!»)

И потому он незамедлительно призвал дона Антонио Пиментеля и, даже не дав ему времени затребовать паспорта, настолько велико у него было опасение, что тот опоздает, послал его во Францию.

Так что в то самое время, когда король, королева, кардинал, герцогиня Савойская и ее дочери въехали в одни ворота города, дон Антонио Пиментель въехал в другие; в тот же вечер он потребовал аудиенции у Мазарини. Увидев посла, которого он уже давно знал, Мазарини воскликнул:

— Или вы изгнаны из Испании королем, вашим повелителем, или приехали предложить нам инфанту!

— Я приехал предложить вам инфанту, сударь, — ответил посол, — и вот мои полномочия на ведение переговоров об этом брачном союзе.

С этими словами он предъявил Мазарини письмо Филиппа IV.

Это было как раз то, что виделось Мазарини в его самых чудесных мечтах; поэтому он тотчас же отправился к королеве и, видя, что она одна, задумчива и грустна, с улыбкой сказал ей:

— Добрые вести, государыня, добрые вести!

— И что же это за вести? — спросила королева. — Уж не мир ли?

— Лучше этого, государыня, — ответил министр, — лучше! Ибо я одновременно приношу вашему величеству и мир, и инфанту!

Это событие произошло 29 ноября, и известие о нем заполнило собой весь конец 1658 года.

XXXIII. 1658 — 1659

Замысел бранного союза с принцессой Савойской откладывается. — Радость короля. — Представление «Эдипа». — Лафонтен. — Боссюэ. — Расин. — Буало. — Проект мирного договора между Францией и Испанией. — Конец любви короля и Марии Манчини. — Обещание Мазарини. — Отъезд Марии. — Двор отправляется на Юг. — Переговоры на Фазаньем острове. — Пиренейский мирный договор. — Возвращение принца де Конде. — Смерть Гастона Орлеанского. — Занятные истории об этом принце. — Конец Фронды.

Спустя две недели после выезда из Лиона двор вернулся в Париж.

Герцогиня Савойская, с которой королева откровенно объяснилась по поводу дона Антонио Пиментеля и возложенного на него поручения, возвратилась в Савойю, получив вполне определенное обязательство, что если король не женится на инфанте, то он возьмет в жены принцессу Маргариту.

Что же касается короля, то он во всех этих событиях увидел лишь одно чрезвычайно обрадовавшее его обстоятельство, а именно, что свадьба его отложена и он может с полной свободой предаваться не только удовольствиям, которые предлагались ему в это время года, но и своей все возраставшей любви к Марии Манчини.