Людовик XIV и его век. Часть вторая

Как раз ко времени его возвращения в столицу старик Корнель поставил на сцене своего «Эдипа», который был сыгран актерами Бургундского отеля, тогда как Мольер, пользовавшийся покровительством герцога Анжуйского, водворился в Малом Бурбонском дворце. С другой стороны, в двух совершенно различных жанрах начали приобретать известность два человека: Жан Лафонтен, прибывший из Шато-Тьерри, и Боссюэ, прибывший из Меца. Кроме того, заговорили о двух молодых людях, подававших большие надежды: одного из них звали Расином, другого — Буало. Наконец, только что вышли в свет и обрели величайший успех две первые части романа «Клелия».

Тем временем дон Антонио Пиментель, затворившись в доме Мазарини, разрабатывал вместе с министром все условия договора, которому предстояло упрочить мир в Европе, ибо уже в ту эпоху Франция приобрела такой вес, что ни одно значительное событие в Европе не совершалось без ее участия; но поскольку ни одно решение не могло быть принято без прямых переговоров министра Испании и министра Франции, то было назначено свидание между Мазарини и Луисом Аро.

Встреча должна была происходить на границе двух королевств, однако предстояло еще определить, на каком берегу реки, на земле Франции или на земле Испании, состоится это свидание.

Однако перед этим Мазарини следовало исполнить одно очень важное дело. Его давно уже обвиняли — и даже сама королева, как мы видели, испытывала определенное беспокойство по этому поводу, — что он хочет посадить на французский престол свою племянницу. Возможно, так оно и было на самом деле, пока министр брал в расчет лишь более чем скромную выгоду, которую мог принести Франции союз с Савойей или Португалией, но все изменилось с прибытием дона Пиментеля, ибо оно позволяло воплотить в жизнь надежды, которые кардинал питал в отношении Испании.

И потому, перед тем как отправиться на переговоры, он решил обрушиться на любовь, которую король неизменно выказывал Марии Манчини, и вырвать из сердец влюбленных если и не любовную страсть, то хотя бы надежду.

Однако сделать это было непросто: власть, которую Мария приобрела над королем, была тем больше, что объяснялась она не красотой девушки, а ее необычайным умом. Так что Людовик XIV, в сущности говоря, был влюблен в ее ум так же, как и в ее облик. Ясно поэтому, что министр, заговоривший с королем о необходимости расстаться с ней, встретил у него весьма грубый прием; но министра это не смутило, и он продолжал стоять на своем. И тогда Людовик XIV попытался соблазнить кардинала, предложив жениться на его племяннице; но это предложение успеха не имело.

— Государь! — ответил Мазарини. — Если ваше величество способно на такое проявление слабости, то я предпочту собственными руками заколоть свою племянницу, чем согласиться на подобный брак, который противен достоинству короны в той же степени, в какой он вреден интересам Франции, и если вы будете упорствовать в своем замысле, то я заявляю вам, что сяду со своими племянницами на корабль и увезу их за море!

Так что королю ничего не оставалось, как открыто сопротивляться, и в какой-то момент он, казалось, решился на это, но в конце концов мольбы кардинала взяли верх над уловками его племянницы. Отъезд юных девушек был назначен на 22 июня. Накануне вечером король пришел к матери чрезвычайно грустный и совершенно расстроенный. И тогда королева, взяв стоявшую на столе свечу, перешла вместе с ним из спальни в ванную комнату. Они пробыли там около часа; король вышел оттуда первым, с глазами, красными от слез; вслед за ним вышла королева, также весьма огорченная, и, обращаясь к г-же де Мотвиль, промолвила:

— Мне жалко короля! Он чувствителен и одновременно рассудителен; но я сейчас сказала ему, что рано или поздно он непременно поблагодарит меня за ту боль, какую я ему теперь причиняю.

Страшный день отъезда наступил, пришел и час прощания; карета, которая должна была увезти трех сестер, уже ждала их; Мария Манчини вошла к королю и застала его в слезах.

— Ах, государь! — воскликнула она. — Вы король, и вы плачете, а я уезжаю!..

Но Людовик XIV ничего не ответил на этот смелый и лаконичный призыв, и, понимая, что никакой надежды у нее больше нет, девушка гордо вышла, села в карету, где ее ждали Гортензия и Анна Мария, ее сестры, и уехала в Бруаж, назначенный ей в качестве места ссылки.

Король последовал за ней, проводив ее до кареты, и оставался на месте до тех пор, пока карета не скрылась из виду; затем он пришел к королеве попрощаться с ней и сразу же уехал в Шантийи, чтобы затвориться в уединении, предаваясь воспоминаниям и печали.

Четыре дня спустя в свой черед уехал кардинал, сопровождаемый поистине княжеской свитой, в которую входили два архиепископа, четыре епископа, три маршала Франции и несколько высокопоставленных вельмож. Помогать Мазарини в его работе должен был государственный министр де Лионн, а дон Антонио Пименталь поехал вперед кардинала, чтобы уведомить о его приезде испанского министра.

В качестве места переговоров был выбран Фазаний остров.