Гастон имел от этой Луизон то, что он всю жизнь тщетно желал получить от двух своих законных жен, то есть сына, но, поскольку в связи с д’Эпине у него были сомнения по поводу происхождения этого ребенка, он так и не пожелал признать его. Это ввергло Луизон в такую печаль, что она вступила в монастырь ордена визитанток в Туре, раздав своим подругам все имущество, какое у нее было, как личное, так и полученное в подарок от герцога, и оставив сыну лишь двадцать тысяч ливров, на доходы с которых его следовало содержать до тех пор, пока он не будет признан или же пока он не сможет отправиться на войну, чтобы погибнуть на ней. И действительно, под именем графа де Шарни молодой человек поступил на испанскую службу, стал командующим войсками на побережье Гранады в 1684 году, потом губернатором в Оране и умер в 1692 году, оставив, в свой черед, внебрачного сына, которого, как и его, звали Луи.
Вспомним, что Гастон, овдовев после своего первого брака с мадемуазель де Гиз и находясь в изгнании, тайно женился на принцессе Маргарите Лотарингской. Это было сделано не только вопреки мнению короля, но и вопреки желанию семьи принцессы, так что он увез ее ночью из Нанси, переодетую пажем, который с факелом в руке шел за каретой. И случилось так, что принцесса, которую несколько стеснял ее наряд и которая была довольно неопытна в своей новой должности, криво держала факел; видя это, г-н де Бово, шедший позади нее, сильно пнул ее ногой в зад, воскликнув:
— Верно, этот негодяй пьян! Вы только посмотрите, как он идет и как держит факел!
С тех пор всякий раз, когда г-ну де Бово доводилось видеться с герцогиней, она напоминала ему об этом выговоре, и всякий раз ему приходилось приносить ей извинения.
Надо заметить, что эта славная принцесса не отличалась тонкостью ума, и, когда после смерти Ришелье герцог вернулся вместе с ней во Францию и в Мёдоне их венчали во второй раз, она обливалась слезами, полагая, будто до тех пор жила в смертном грехе. И тогда герцог, желая утешить ее, обратился к своему дворецкому Сен-Реми:
— Но вы-то знаете, что я женился на принцессе Лотарингской?
— Право, нет, — ответил Сен-Реми. — Я знал, что вы спите с ней каждую ночь, но не догадывался, что вы на ней женились.
С возрастом принцесса сделалась болезненной и глуповатой. К тому же она усвоила странную привычку: каждый раз, когда появлялся дворецкий с жезлом в руке, чтобы объявить, что кушать подано, она поспешно выбегала в уборную, предвосхищая тем самым невероятно смешные сцены из «Мнимого больного». Однажды, когда она в очередной раз приготовилась отлучиться подобным образом, Сен-Реми с полнейшей серьезностью остановился посреди комнаты и принялся внимательно разглядывать свой жезл.
— Что это вы там делаете, Сен-Реми? — поинтересовался Гастон.
— Монсеньор, — отвечал дворецкий, — я стараюсь понять, не из ревеня или сенны мой жезл, ибо, попав на глаза герцогини, он тотчас оказывает на нее слабительное действие!
Смерть Гастона Орлеанского не только не произвела большого шума, но и не стала заметной новостью; его не оплакивала дочь, с которой он был в тяжбе; его не оплакивал король, его племянник, который, достигнув сознательных лет, всегда видел в нем врага; его не оплакивали и друзья, каждый из которых мог упрекнуть его в каком-нибудь предательстве.
Впрочем, все взоры и все надежды были обращены тогда к великому событию, которое должно было стать следствием мирного договора, подписанного Мазарини и доном Луисом де Аро.
Как пьесы Мольера, которые в то время начали входить в моду, Фронда заканчивалась женитьбой. Но ведь Фронда и была не чем иным, как трагикомедией.
Без всяких истолкований прошло и важнейшее в политическом отношении событие — капитуляция принца де Конде. Ему суждено было стать последним представителем мятежных и буйных вельмож Средневековья. Торжество над ним Людовика XIV стало торжеством монархии над феодализмом. В их лице противостояли не два человека, а два начала, и одно из них исчезло тогда навсегда.
XXXIV. 1660 — 1661