Людовик XIV, или Комедия жизни

Она заключает в себя большую часть восточной половины Лионского лимана и граничит с одной стороны с маленькой Руссильонской областью с крепостью Нарбонной и естественной испанской стеной циклопов — Пиренеями, а с другой, к западу, — с широко изливающейся в море Роной и прекрасным Провансом. К северо-западу Лангедок далеко вдается в Лионне; к северо-востоку же он отделен от департаментов Авейрон и Лозер длинной и высокой цепью Эзнипузских и Севеннских гор. Он берет свое начало с их крутых, лесистых высот, на которых дремлет картезианский монастырь Сен-Пон и, спускаясь террасами к юго-западному берегу, образует громаднейшие сады из виноградников, оливковых лесов, апельсиновых и тутовых рощ, изобилие которых — естественное следствие чрезвычайно жаркого, южного солнца и влажных теплых паров Средиземного моря. Но здесь процветают не только земледелие и скотоводство; процветает и торговля. Монпелье, лежащий у морского берега, около острого конуса горы Гардикель, с вершины которой по ночам блистают, освещая море, сигнальные огни Сеттской пристани, посылает так же, как и Сен-Шиниан и Безьер, свои изделия в близкую Испанию, Италию и даже на Сицилию. Горы и море питают в одинаковой степени непокорный дух независимости здешнего народонаселения, чувственность и страсти которого возбуждаются жарким климатом и винными парами; местный обитатель в гневе хватается за нож, длинный испанский нож, которым он за сорок шагов уже может попасть в своего противника. Но прошло опьянение — и беззаботный, веселый человек, никогда ни о чем не думающий, потому что природа своим изобилием избавила от всяких трудов, возвращается к своей мечтательной летаргии, к своим танцам и песням. Главная водяная жила Лангедока — Херольт. Падая с высоты Севеннов у Фежана, она в тысяче каскадов обегает всю юго-восточную часть провинции и впадает при Тигде в море. Недалеко от нее протекает пенистая Орба, поместившая на своих вечно благословенных берегах цветущий Томиер, Сен-Шиниан и рай в рае — милый Безьер. На расстоянии полутора миль от этого старого города Херольт принимает в себя Пейну и недалеко от Сен-Гвильома обливает широкий, живописный холм, подошва которого обрамляет городок. Около него тянутся виноградники, а на вершине блистает в бронзовых отливах замок, вокруг которого шумят сосны, кедры и каштаны. Это замок Пезенас, называемый также Большим лугом. С незапамятных времен замок, городок и окружающая их местность принадлежат дому Конти, а украшающие его теперь флаги и гирлянды, разгуливающие разодетые люди показывают, что теперь здесь ожидается его владетель и повелитель. Замок Пезенас — обширное строение, квадратом окружающее двор; по углам его — колоссальные башни. Его архитектура довольно странная, нижний этаж выстроен из плит, и длинные стены имеют одну только дверь и несколько амбразур; второй — состоит из целого ряда мелких окон, а последний отличается воздушной красотой в арабском стиле. Высокие окна, отделанные тоненькими, богато разукрашенными колоннами, перед ними — легкий воздушный балкон с изящной балюстрадой, окружающий все строение и придающий ему нечто грациозное, веселое: вид павильона с высеченной наверху жестяной короной. Видно, что часть эта воздвигалась во времена владычества мавров; но, впрочем, крутая, серо-зеленая крыша и высокие шпили башен, явившиеся в позднейшие, христианские времена, придают замку вид спокойного величия.

На балконе, прямо над дверью, сидят две особы: священник и дама. Они, видимо, не столько наслаждаются наступающей вечерней прохладой и прелестным видом на горы с одной стороны, и на голубое море — с другой, как внимательно осматчривают изменяющийся ландшафт и улицу вдоль Херольта с северо-западной стороны. Желая, вероятно, провести время приятнее, почтенный господин принес с собой зрительную трубу, но внимание его постоянно отвлекается от небесных светил на улицу, где ожидается появление дорожной кареты принца. Госпожа Флоранс Кальвимон — именно та дама, благодаря которой принцесса Конти на другой день своей свадьбы должна была остаться одна в Париже. Полная блондинка со светлыми волосами и голубыми глазами, она, по-видимому, не чувствует никаких угрызений совести и не опасается ничего дурного для себя в будущем.

Беззаботно веселая, она отличается той голубиной безмятежностью, которая не столько результат ее врожденной флегматичности, сколько следствие уверенности, что она по-прежнему будет царить в сердце его высочества. Гладко выбритый, хитрый, но часто пугливо озирающийся аббат, Даниель де Карнак, находящийся около нее, не обладает тем же внутренним спокойствием, и ожидание, отражающееся у него на лице, смешано с некоторыми мучительными соображениями.

— Вы ничего не видите, аббат? — спрашивает уже не в первый раз госпожа Кальвимон. — Принца, верно, задержали в Ниме или Монпелье. Везде, конечно, поспешат его приветствовать!

— Он, вероятно, приедет только завтра! — отвечает аббат.

— Вы думаете?