Людовик XVI и Революция

— Тереза, — сказал он ей, — вот то, что обеспечит вашу судьбу после моей смерти. Когда я умру, вы очень дорого продадите эту подлинную рукопись, целиком написанную мною и удостоверенную моей собственной подписью. Так что пребывайте в спокойствии относительно вашего будущего. С этого времени оно у вас в руках.

Однако всем известна жадность этой женщины. И вот, по словам тех, кто утверждает, что Руссо покончил с собой, каковы были обстоятельства, повлекшие за собой это самоубийство.

Тереза будто бы прельстилась сделанными ей предложениями и еще при жизни Руссо продала рукопись «Исповеди», которую следовало напечатать лишь после его смерти, одному книгопродавцу.

И в самом деле, когда в июне было напечатано авторское предисловие к «Исповеди», Руссо не на шутку встревожился и попросил показать ему это предисловие, уже намереваясь объявить его подложным, но, когда оно попало к нему в руки, был вынужден признать его подлинность.

Несколько дней спустя, согласно все той же версии, начальник полиции вызвал Руссо и подверг его допросу. Руссо поклялся, что к изданию этого труда не имел никакого отношения, но, несмотря на его клятвенные заверения, угрозы со стороны всесильного чиновника были настолько страшными, что Руссо потерял всякую надежду и отыскал в смерти, причем смерти добровольной, убежище от преследований.

Так что умер он не от апоплексического удара, а застрелившись из пистолета.

Отверстие на лбу, которое заметили на первой посмертной маске, снятой Гудоном, и которое исчезло лишь после того, как на него обратили внимание, служило подтверждением этого слуха.

Тем не менее протокол, составленный после осмотра тела Руссо, удостоверяет его естественную смерть; вот он:

«Выдержка их подлинных записей канцелярии судебного округа Эрменонвиля, датированная пятницей 3 июля, содержит следующее: "По письменному требованию окружного прокурора г-н Луи Блондель, начальник полиции округа, в сопровождении окружного прокурора и судебного пристава отправился в жилище сьера Жан Жака Руссо, дабы удостоверить характер его смерти; с этой целью он велел явиться туда сьеру Жилю Казимиру Шеню, хирургу, проживающему в Эрменонвиле, и сьеру Симону Буве, также хирургу, проживающему в Монтаньи, и получил от них требуемое в таких случаях торжественное заверение, согласно которому они поклялись действовать в ходе осмотра, о котором идет речь, добросовестно и честно; после того как осмотр тела был завершен и оно было осмотрено целиком и полностью, они оба единодушно заявили, что вышеназванный сьер Руссо умер вследствие тяжелого апоплексического удара; правдивость сказанного была подтверждена ими со всей искренностью и т. д."».

Маркиз де Жирарден распорядился набальзамировать тело Руссо и поместить его в двойной дубовый гроб; в таком виде, сопровождаемое несколькими друзьями покойного и двумя жителями Женевы, его соотечественниками, оно было отнесено в субботу 4 июля, в полночь, на Тополиный остров, именуемый теперь Элизиумом. Господин де Жирарден оставался на острове до трех часов утра, чтобы соорудить там из извести и песка массивное основание, на котором предстояло воздвигнуть мавзолей.

Остров, где был погребен Руссо, по форме представляет собой овал длиной в пятьдесят футов и шириной в тридцать пять; небольшое озеро, воды которого омывают остров, окружено склонами, лесистыми на одной стороне и покрытыми ивами на другой; почва на острове состоит из мелкого песка, покрытого дерном; там нет других деревьев, кроме тополей, и других цветов, кроме роз.

Жан Жака Руссо похоронили там лицом к востоку, а на мавзолее, построенном позднее, поместили следующую надпись:

«ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ

ЖАН ЖАК РУССО,

ЧЕЛОВЕК ПРИРОДЫ И ПРАВДЫ».

На другой стороне мавзолея высекли девиз Руссо:

«Vitam impendere vero[9]».

Позднее мы увидим, как почести со стороны Конвента доберутся до останков философа даже в этом убежище, и их заберут оттуда, несмотря на горячие возражения г-на де Жирардена, 11 октября 1794 года, чтобы перевезти в Пантеон.