Людвиг II: Калейдоскоп отраженного света

Из Пеллета Вагнер писал пианистке Марии Мухановой-Калержи[48]: «В моей жизни произошел совершенно неожиданный, невероятно прекрасный поворот. Я погибал. Все попытки вырваться из печального положения кончались неудачно. Какая-то странная, почти демонская сила разрушала всё, что я ни задумывал. Я принял решение скрыться от мира и отказаться в будущем от всяких художественно-артистических планов. В те дни, когда во мне назревало такое решение, молодой баварский король, только что вступивший на престол, велел искать меня там, где я в этот момент не находился. Наконец, посланный короля нашел меня в Штутгарте и привез к нему. Что мне сказать Вам? То, о чем я даже в мечтах и помыслить не мог, то единственное, что могло спасти меня, стало реальной правдой. Я свободен, я могу обрабатывать свои художественные произведения, могу творить и думать о совершенных сценических постановках. Опять я приступил к «Нибелунгам», к осуществлению всего моего плана. В этом чудесном юноше мое искусство нашло свое живое воплощение: он — «мое отечество, моя родина, мое счастье»!»^{47}

А вот письмо, адресованное Элизе Вилле, от 26 мая 1864 года: «…Я живу в десяти минутах езды от него… Восхитительное общение! Никогда еще не приходилось мне встречать в такой чудной непосредственности подобное стремление поучаться, подобную способность понимать и горячо переживать усвоенное… Всё, что мы оба глубоко презираем, идет своим путем, далеко от нас. Мы не считаемся ни с чем. Мое необычайное влияние на душу короля может привести только к добру, а никак не ко злу. С каждым днем всё в нас и кругом нас становится прекраснее и лучше (курсив наш. — М. З.)»^{48}.

Что касается «влияния на душу короля», оговоримся сразу: одним из самых распространенных обвинений в адрес Вагнера, которого даже называли «злым духом короля», было как раз то, что он, используя свое неограниченное влияние на Людвига II, вмешивался в политические дела государства, и оно не соответствует действительности. Во-первых, Вагнер к тому времени был уже очень далек от политики, времена его бурной «революционной» молодости миновали. Если же он и заговаривал с королем о каких-то политических моментах, тот, как отмечают большинство мемуаристов, начинал нарочито громко насвистывать и смотреть в окно, словно уносясь мыслью куда-то далеко. Во-вторых, Людвиг II, опять же вопреки распространенному мнению, был слишком самостоятельным в государственных вопросах и никого не допускал к их решению. К тому времени он уже стал королем в полном смысле слова. Кстати, тот же Вагнер отмечает: «…один из близких друзей короля уверял меня, что он бывает строг и непреклонен в государственных делах, чтобы не позволить себе поддаться чьему-либо влиянию, отстаивая для себя полную свободу»^{49}. Вагнер был для Людвига «царем и богом» только в «царстве духа и высокого искусства».

В свою очередь Вагнер, отдавая дань уважения монарху, написал к его девятнадцатилетию «Марш присяги на верность» (Huldigungsmarsch Esdur). Таким образом композитор своеобразно поклялся, что не оставит короля в их общем деле переустройства мира. Но воплощать столь глобальный проект нужно было постепенно: до влияния на всё человечество было еще далеко, в их распоряжении находилась лишь ничтожная его часть — мюнхенская публика.

Для начала Людвиг решил собрать вокруг себя и Вагнера лучшие исполнительские силы Германии. Как долго Вагнер мечтал об этом, почти никогда не удовлетворенный певцами и музыкантами, исполнявшими его произведения! Пожалуй, самым главным последствием встречи композитора и короля стало то, что Вагнер вновь воскрес не только для борьбы, но и для творчества. Он был полон новых планов: во-первых, поставить «Тристана и Изольду» в Мюнхене; во-вторых, вернуться к своему грандиозному замыслу «Кольца нибелунга», оставленному в период душевного кризиса.

Вагнер решил обратиться к Людвигу Шнорру с просьбой взять на себя партию Тристана в постановке Мюнхенского королевского придворного и национального театра. Кроме того, он пригласил приехать в Мюнхен Ганса фон Бюлова[49], ставшего к тому времени одним из лучших дирижеров Германии. (Вскоре Бюлов получил должность придворного капельмейстера.) С ним Вагнера связывала многолетняя дружба — они были знакомы с 1846 года. Забегая вперед скажем, что отношения друзей ко времени описываемых событий сильно осложнились взаимным чувством Вагнера и жены Ганса Козимы, дочери Ференца Листа. Конечно же, приглашение Вагнером в Мюнхен этой супружеской четы последовало не только ради искусства… Во всяком случае, рождение третьего ребенка Козимы — дочери Изольды — произошло 10 апреля 1865 года. Этот ребенок долгое время будет носить фамилию фон Бюлов. Но на самом деле Изольда (1865–1919) — это первый ребенок Вагнера. Значит, именно в середине лета 1864 года Козима и Рихард перешли грань платонических отношений.