Она закрыла дверь, до калитки почти что добежала, тревожно открыла ее, оглянулась. Теперь особняк был надежно спрятан посреди густых веток заброшенного сада. Его окутывал сумрак, скрывая потрескавшуюся краску и местами выбитые окна. Дом Нордманов будто никогда и не существовал. Ани казалось, что эта груда развалин давно загнивала в болотистых землях.
– Не ищи никого. – Эдвард встретил ее на улице. – Здесь больше нет жильцов.
Голос заставил ее вздрогнуть от испуга. Силуэт Эда слабо виднелся в свете фонаря, и Аннетт не сразу поняла, кто с ней говорит, но внутреннее ощущение подсказывало, что все в порядке.
Подойдя ближе, она вздохнула с облегчением и с явным сожалением, словно не желала прощаться, переступила границу участка, закрыв после себя калитку.
– Я оставила заказ на тумбочке у входа.
– Он не понадобится. Дом – всего лишь старая рухлядь.
Оглянувшись, Ани отчетливо почувствовала холод. Такой, какой витает среди могил. Казалось, особняк стал черным безликим склепом. По телу побежали мурашки.
– Как не нужен? А миссис Нордман? – Ани сделала паузу. – А ты?
– Берта в другой реальности. Там ее давно ждали. Милая мисс Батлер, неужели ты полагаешь, что пекарня не позаботилась бы о тебе?
– В каком смысле?
– Моя жизнь далека от твоей. Я по ту сторону зеркала, как принято говорить. Здесь, кажется, я погиб на фронте, полтора года назад, если верно понимаю время, – он склонил голову. – Но что-то пошло не так. Поначалу я долго привыкал к новой жизни. Берта тем более. Она предполагала, что давно попрощалась с пекарней и сможет отдохнуть. Не вышло. А потом появилась ты: серый, замерзший воробушек, который боялся собственной тени. Мы думали, что нужно тебя успокоить, отогреть. Я наблюдал за тем, как тебе становилось легче от разговоров с Бертой… это не помогло нам вернуться. После мы открыли тебе тайну пекарни, ведь Молли любитель все оттянуть, все время старается сделать реальность мягче, чем есть. И все осталось на своих местах.
Эдвард грустно улыбнулся.
– А потом я уловил связь: ты боишься своих чувств.
– Нельзя бояться того, что постоянно с тобой.
Аннетт нахмурилась, сделала шаг назад, ощущая, как по спине прошелся холодок.
– Послушай, ты боишься не тех, о которых говорит Молли, а совершенно других. – Он подошел настолько близко, что его горячее дыхание обожгло замерзшую кожу. – Да, этих. И не ко мне. Тебе стоило это понять. И теперь, зная, что ты смирилась с этим, я могу быть свободен.
Эдвард поцеловал ее в висок, взял за руку, крепко сжал горячими пальцами ее продрогшие ладошки.
– Береги эти остатки тепла. Они помогают жить, даже если больно, – Нордман улыбнулся. – Береги себя, птичка. Иногда ветер приносит бури.
Еще секунда, и его силуэт развеялся, оставив после себя только призрачное воспоминание.
Ани осталась одна.
Холодный Тальвиль напоминал ей о родном городе. В детстве снег радовал. Мороз приятно щипал кожу, когда она веселилась с ребятами на улице. Время летело так быстро и незаметно, а потом, словно заевшая пластинка, давало сбой: то тянулось непомерно долго, то исчезало, будто и не было, то заедало, повторяя один и тот же серый быт. Чем старше она становилась, тем отчетливее понимала, что в ледяном и снежном ветре больше нет никакой радости. Детство ушло.
Оказавшись дома, Аннетт сняла пальто и осталась наверху, за прилавком – не хотела спускаться. Знала, что Роберт хочет завершить их вчерашний разговор, но пока это казалось лишним. Ее молчание давало ему возможность подумать, а ей убедиться, что Эдвард не тот, с кем стоило бы провести большую часть своей жизни. Нордман, как и говорил, помог понять то смятение и беспокойство, которое поселилось у нее в груди. Но не претендовал на ее чувства.
– Ани, уже поздно, ты не ужинала. Чего сидишь?
Молли коснулась ее плеча, здорово этим напугав.
– Я чуть позже. Оставь на столе. К тому же не хочу лишний раз говорить с Робертом.
Ей не хотелось, чтобы задавали вопросы, не хотелось посвящать в свои мысли и тревожить то странное спокойствие, которое понемногу приходило. Если раньше разговоры с подругой помогали, то сейчас Ани собралась принять решение сама, а уже потом, когда сомнений станет меньше, обсудить с ней. Мнение со стороны всегда двояко: оно может помочь, а может развеять подсказанное сердцем.
– Ох уж ваши отношения, – Молли покачала головой.
– Отношения? Не преувеличивай.
– Разумеется, два сапога пара, – она рассмеялась. – Ладно, страдалица, отходи от своих свиданий с Эдвардом, а потом поговорим.
– Их не было. Вчера я разговаривала с миссис Нордман, а мы прогулялись, и то… не больше часа. А сегодня он исчез. Так же, как и особняк.
– Исчез?
Молли нахмурилась. После достала блокнот, хотела что-то найти, но передумала и спрятала его в карман.
– Думаю, тебе стоит поговорить с Коулом. Когда захочешь, конечно. Но… все немного странно: пекарня влияет и на твою жизнь, хотя не должна. Ты – Сердце. Ты здесь, а не там, в городе. Ты ее часть… Ай, – она махнула рукой. – Такое дело, не бери в голову. Может, я чего-то не знаю. Прости, что я так.
– Ты не должна извиняться. Все в порядке.