Она едва заметно кивнула в сторону коленопреклоненного Скайуокера, чья левая ладонь наполовину погрузилась в камень.
– А когда ты собирался ему рассказать? – тихо спросила она.
– Рассказать о чем?
– О Каре, – напомнила она. – Ты же слышал, что Соло сказал о человеке, который унес принцессу со смазливым личиком. Это был Кар Вэстор – кто ж еще?
Ник нахмурился:
– Это был не Кар, а Коллапсар.
– В теле Кара!
Он отвел взгляд:
– Ну да.
– Я сомневаюсь в том, что даже джедай сможет одолеть Вэстора.
– Я тоже за это не поручусь, – согласился Ник. – Но у меня нет выбора.
– И что дальше?
– Я пытаюсь понять, что мне следует сделать, – протянул он. – Не уверен, что говорить правду сейчас лучшее решение. Скайуокер не похож на отца… Мягкий, добросердечный, понимаешь? Если сказать ему, что Кар – тоже жертва Коллапсара, не исключено, что Люк начнет сдерживать себя в бою. А быть мягким с Каром – это верная смерть.
– А все-таки, и что дальше? Этот парень нам настолько дорог?
Ник заглянул ей в глаза:
– Он спас нам обоим жизнь уже два-три раза, а мы с ним и трех часов не знакомы. Ты думаешь, что Галактике станет лучше без него?
Эона почти неосязаемо покачала головой, затем кивнула в сторону молодого джедая:
– Хорошо, так и быть. Он чудесный парень. Но Кар тебе родич. Никого ближе его у тебя не осталось.
– Это да. Но Кар… Ты ведь меня понимаешь? Он не то чтобы хороший парень…
– Ты тоже.
Ее возлюбленный кивнул:
– А если я помогу детям Энакина Скайуокера выбраться отсюда живыми? Пусть даже одному из них? Это ведь стоит жизни Кара. И моей.
– Я так точно не считаю! И не променяю тебя на мальчика-красавчика, будь он хоть трижды джедай.
– Именно поэтому я не хочу сваливать все на него.
– Разумеется, ты делаешь ему большое одолжение – провоцируешь его на убийство невинного.
– Кар – невинный? Шутишь, что ли?
– Если бы Скайуокер собирался убить его за все, что Кар Вэстор натворил на Харуун-Кэле, или Кесселе, или Нар-Шаддаа, я бы и пальцем не пошевелила, чтобы помочь твоему родичу. Но здесь Кар не злодей, а жертва.
– Для меня это неважно.
– Как тебе угодно. – Эона скептически оглядела его. – Но готова биться об заклад, что это окажется важно для Скайуокера.
Его чувства не работали здесь, во Тьме.
Здесь не откликались ни зрение, ни слух, и ни до чего нельзя было дотронуться. Он даже не ощущал собственного тела. В нем только начинало зарождаться ощущение, что он является частью некоего энергетического поля – или, может быть, сам является этим полем? Помимо простой уверенности в собственном существовании, он ощущал только определенные модуляции в этом энергополе – сигналы, которые он не воспринимал, вещи, которых не мог коснуться, цвета, которые не мог различить, – безнадежно чуждые проявления иной формы жизни. Холодные, древние существа – те, что никогда не чувствовали биения сердца в груди, не ощущали прикосновения руки и не вдыхали воздух. Рожденные давно умершими звездами, они были бесконечно далеки от него.
«Звездами, – повторил он про себя. – Вот оно. Звезды… Вот откуда они родом. Вот что у нас общего. Потому что я тоже оттуда».
Все во Вселенной рождается из умирающих звезд. Все химические элементы создаются в тигле звездного ядра. Каждый существующий атом когда-то был частью ныне давно исчезнувшей звезды; а сама эта звезда некогда была частью других звезд – звеньев цепочки, протянувшейся в глубь эпох до того времени, когда из единого огненного шара родилась Вселенная.
И именно смерть звезд одухотворяет материю.
Мысль о звездах захватила его воображение, и он смог сосредоточить все внимание на том, что с ним происходило сейчас. Вместо бесформенного поля едва уловимой энергии он представил, что является частью звездного скопления – обширного и неяркого, а эти энергомодуляции стали отдаленными звездами.
Все настоящие звезды устроены одинаково – это космические тигли, но каждая из них – особенная. Какая-то из них больше других, другая – горячее; одна уже приближается к концу своего жизненного цикла, сжимаясь или расширяясь, а другая только еще формируется, собирая пыль и газы, разбросанные древними сверхновыми. Люк представил, как распознает их индивидуальный спектр – точно это были черты человеческого лица. Звезды выглядели усталыми, старыми и одинокими, выжигая себя в бесконечной Тьме.
Но он тоже был звездой и горел светом, который излучала Сила.
Каждая звезда, на которой он останавливал внимание – какой бы тусклой и далекой она ни была, – немедленно ярко вспыхивала, когда он подпитывал ее собственным светом. Они приблизились, привлеченные его энергией и захваченные его гравитационным полем; чем ближе они оказывались, тем жарче разгорались, удовлетворенно и радостно разбрызгивая вокруг диковинные частицы. Они легли на орбиты вокруг него, образовав новую, бесконечно сложную систему, пронизав Тьму радостным танцем.
«Вот мы и здесь, во Тьме, – думал он. – И она вовсе не пустая. В ней есть смысл. В ней есть все мы, и она прекрасна».