Люксембургский сад

— Третьякова — известная правозащитница, представляет благотворительный фонд Сороса в Москве. Вон та крупная дама, видите? — Мишель легонько развернул голову Серафимы в нужном направлении.

— Да, она ещё стоит в окружении трех мужчин, — сказала Сима, разглядывая колоритную женщину размера ХХХL.

— Правильно, — кивнул Мишель, — подойдите к ней, встряньте в разговор и ждите моего знака. Как только я сделаю вот так, — и Мишель изобразил радость, оживленно махая кому-то рукой. Серафима невольно проследила за его взглядом. — Это и есть знак, как будто я приветствую старого знакомого, — раздраженно пояснил Мишель.

— И что я должна буду сделать? — испуганно сглотнула Сима.

— Вы начнете красиво улыбаться, а потом падать назад.

— Что? — ужаснулась Серафима.

— Сделаете вид, что поскользнулись или просто потеряли сознание, как вам угодно.

— А почему мы на «вы»? — Сима пыталась потянуть время.

— Так безопаснее, мы же не знакомы, помните? Ну что, готовы?

— Я боюсь, — Серафима Михайловна умоляюще посмотрела на Мишеля.

Он еле заметно покачал головой, и Сима неуверенно двинулась к бару.

Чем ближе она подходила, тем страшнее ей становилось. Третьякова, обладательница мужского баритона, одетая в платье в крупный горошек, то и дело постукивала своих собеседников по плечу и заливалась громогласным хохотом. Она была чуть ли не единственной женщиной в баре, а мужчины на её фоне казались на удивление мелкими.

— Коммунизм возвращается, друзья! — правозащитница подняла двойную порцию виски и, сделав большой глоток, осушила стакан почти наполовину. — Революция не за горами!

В другой раз Серафима Михайловна, женщина эрудированная и образованная, с красным институтским дипломом, наверняка нашла бы, о чем поговорить с этим Карабасом Барабасом в платье в горошек, но не сегодня. Сегодня был не её день.

— Простите, вы не знаете, где туалет? — пропищала Сима, врезавшись прямо в середину их тесного круга.

Мужчины с интересом взглянули на нее, задержавшись глазами на декольте. Третьякова повернулась и удивленно оглядела её с ног до головы.

Затем, сделав ещё один большой глоток, она невозмутимо прикончила оставшуюся жидкость.

— Везде, дорогуша, везде, — Третьякова обвела зал пухлой, с детскими завязочками, рукой, — все это один сплошной туалет.

Ее собеседники среагировали дружным одобрительным смехом.

— Хи-хи, — поддержала Серафима Михайловна, оставаясь на месте.

Мужчины незаметно переглянулись.

— Хотите выпить? — предложил один из них, видя, что Сима не собирается никуда уходить.

— Да, пожалуйста, — она обворожительно улыбнулась и кивнула.

Как только мужчина отошел к бару, Сима на всякий случай отодвинулась от Третьяковой: когда та без предупреждения поворачивалась или поднимала руку, то запросто могла сбить человека с ног. С другой стороны, именно ради этого Сима и находилась рядом.

В тот самый момент, отодвинувшись на безопасное расстояние, Серафима Михайловна посмотрела на сообщника и увидела, как Мишель радостно машет кому-то. Её сердце оборвалось, а губы автоматически растянулись в резиновой улыбке.

Медленно, не переставая улыбаться, Серафима Михайловна начала валиться на соседа. Падать назад было страшно, на Третьякову опасно, а тут существовала вероятность, что мужчина успеет её подхватить.

Наверное, Мишель хотел, чтобы правозащитница поймала несчастную, но это было выше Симиных сил. Она просто побоялась эту женщину-гору.

— Господи! — Мужчина неловко подхватил Симу за талию.

Она по-прежнему улыбалась широкой дружелюбной улыбкой.

— С ней все в порядке? — бросился на помощь его друг, возвращающийся от бара с бокалом в руке.

Защелкали фотоаппараты, светские фотокорреспонденты, уже начавшие было тихо напиваться, вдохновились и бросились наперерез друг другу-

— Это провокация, — вопила Третьякова, — я до нее пальцем не дотрагивалась! Это происки левых!

— Она толкнула её, — слышался шепот со всех сторон. — Она ударила её, приревновала к своему спутнику.

— Позвольте, позвольте, — охрана еле пробралась через толпу к пострадавшей. — Господа, пленочки придется вернуть, — два охранника оттеснили фотокорреспондентов за бар.

— Что? В чем дело? — раздались возмущенные возгласы.

Всё успели сделать сенсационные снимки Третьяковой, грозящей в воздух огромным кулаком. Сима наконец выбралась из крепких объятий своих спасителей и, несколько раз извинившись, бросилась в сторону выхода.

— Что произошло? — раздавалось у нее за спиной.

Мишель нагнал её на лестнице:

Все было великолепно!

— Я ухожу, я не останусь на ужин, — Сима горько заплакала, — это позор. Она орала на меня. Нас фотографировали.

— Не волнуйся, охрана позаботится, ни одно фото не попадет в газету.

— Да, но мне так стыдно, — Сима не могла остановить поток слез. Сказался весь накопленный стресс и избыток шампанского.

— Я провожу тебя, — Мишель достал из кармана носовой платок и протянул Симе.

— Не нужно, — не переставая всхлипывать, повторяла она, — я хочу побыть одна, позвони Жану, пусть встретит меня с пальто. Не хочу идти голой до машины. — Сима отвернулась, её плечи вздрагивали от сдерживаемых рыданий.