Люмен

Я это помню. Теперь я вспоминаю все эти перешептывания и мое непонимание того, что они все имеют в виду. Оливия была ему неверна. Оливия была неверна ему. Говорили, что Дэру и так многое дано, но я не понимала, что именно. Дэр не мог покидать территорию поместья, потому что он был всеобщим разочарованием. Дэр был бастардом. «Что значит «бастард», мама?» – «Это не должно беспокоить тебя, моя дорогая».

– Конечно же, он не от него, – насвистывает Сабина. – Оливия влюбилась в Филиппа, потомка Саломеи. Оливия тоже произошла от Саломеи. И Дэр. В нас всех течет ее кровь, а Филипп был всегда влюблен в нее. Он был ее братом. Близнецом. Но никто не знает об этом, конечно же. Мы изменили историю, и все думали, что он ее дядя. Как бы то ни было, наша кровь абсолютно чиста. Она настолько чиста, – продолжает она, – что жертва, принесенная ради прерывания постоянного круга, была бы идеальна. Но это не должна была быть Оливия. Это должен был быть Финн. Жертва Оливии была напрасна, потому что она произошла не от Каина и Авеля, как он. Но она погибла, спасая Дэра, тебя и Финна. Твой брат должен был умереть. Вселенная возвращает тебе все то, что ты ей отдаешь, девочка.

– У Оливии было шизоаффективное расстройство, – медленно произношу я.

Улыбка Сабины меня пугает, она растягивается по всему ее лицу.

– Да, она страдала им. А теперь вы с Финном проходите через то же самое, снова и снова, потому что вы убили ее. А ты думала, это просто случайность?

Ее голос, ее голос, ее голос настолько знающий, что я сама начинаю верить в ее правоту. Это далеко не случайность.

– Мы не убивали ее, – слабым голосом отвечаю я, – по крайней мере, не намеренно.

– Как бы то ни было, это произошло. Вселенная работает по своим законам, дитя. Ты должна была страдать сердечной недостаточностью. Это было предрешено с момента твоего рождения. Но ты отдала эту болезнь Дэру, и теперь тебе кажется, что ты излечилась. Но это не так. Ничто не может исчезнуть бесследно. Я называю это судьбой, а последнее слово всегда остается за ней. Дэр об этом знает.

– И Дэр знал об этом всегда? – каждое мое слово твердо, словно каменная глыба, в которую сейчас превратилось и мое сердце.

Ее улыбка расползается еще шире.

– Естественно, он знал, – отвечает Сабина, и я понимаю, что она абсолютно бессердечна: ее сердце почернело, выгорело, – во всяком случае, он хотя бы пытался спасти свою мать.

Пожар.

Пожар. Дэр оставил меня гореть в огне, он не пытался помешать этому, и он позволил мне и Финну погибнуть.

Но только мы не умерли.

– Вы пытались убить нас, – громко произношу я, – это было так давно. И это не сработало.

На этот раз она недовольно отводит взгляд.

– Это должно было сработать, – взрывается она, – это должно было быть совсем просто. Но, полагаю, ничто в жизни не дается легко. Вы боролись и боролись против нас, но вы не сможете выигрывать в этой войне вечно.

– Против «нас»? – Мне хочется провалиться сквозь землю, потому что я догадываюсь, кого, помимо себя, она имеет в виду.

– Против меня и Дэра, конечно же.

Именно этого я и боялась, и это убивает меня, убивает меня, убивает меня.

– Это должен быть Финн, – объясняет она мне, не испытывая ко мне ни капли жалости, – и Дэр знал это. Чтобы принести жертву, чтобы восстановить правильный порядок вещей, это должен быть Финн. Оливия пыталась. Она принесла в жертву одного из своих сыновей, но та жертва была отвергнута. Но это случилось не по ее вине.

Я могу думать только об одном.

Дэр на стороне Сабины.

Дэр на стороне Сабины.

– Как вам это удалось? – спрашиваю я ее. – Как вам удалось сделать нас сумасшедшими? Как вы это делаете? Дело в ваших отварах?

Она снова разражается своим клокочущим смехом.

– Конечно же, нет, дитя. У меня есть мои румынские традиции, в любой ситуации я обращаюсь к ним. Они расставляют все на свои места. Время – гибкая субстанция, оно может меняться. Ты можешь его менять. И ты сможешь поменять его так, как нужно: нам лишь стоит подождать немного.

– А Дэр?

Сабина пожимает плечами.

– Он неважен. Единственное, что имеет значение, – это конец.

Мои вены наполняются льдом, и я ничего не понимаю. Я знаю только, что все это время мои воспоминания были реальны, даже когда казались полной бессмыслицей: дежавю или безумием.

– Один к одному к одному, – говорит мне Сабина, – ты происходишь от Иуды, поэтому ты должна предать своего брата, чтобы восстановить правильный порядок вещей. Жертва должна быть принесена, девочка. И тебе нужно собрать всю свою волю, чтобы завершить начатое.

Слова моей матери в той книге, которую она оставила для меня на полке, всплывают в моей голове, в моей голове, в моей голове.