Я проспала почти до двенадцати. В ванной кто-то принимал душ. Клубы пара вырывались из-под двери в коридор. В гостиной я нашла Карен. Она лежала на диване, укрывшись своим одеялом, курила и кашляла. Рядом с ней стояла полная окурков пепельница. Вообще-то сначала я решила, что это не Карен, а панда: это потому, что Карен не смыла вчерашний макияж.
— Привет, — слабо улыбнулась она. — Как прошел вчерашний вечер?
— Никак, — рассеянно ответила я. — А почему у нас дом похож на сауну? Кто в ванной? И почему так долго?
— Это Шарлотта. Она ошпаривает себя кипятком и трет мочалкой до крови, искупая грехи.
Я немедленно почувствовала жалость к Шарлотте:
— О, бедная Шарлотта! Значит, она все-таки переспала с прыщавой спиной?
— Когда ты его видела? — спросила Карен и попыталась привстать, но быстро передумала.
— Где-то в половине шестого утра. Мы столкнулись на кухне.
— Отвратительный парень, правда? Но Шарлотте он показался очаровательным, потому что взор ей туманило пиво. Вернее, текила.
Шарлотта была жизнерадостной, но благовоспитанной девушкой из маленького городка. В Лондоне она провела около года и все еще не завершила болезненный процесс самоопределения. Была ли она добропорядочной, невинной розовощекой йоркширской девочкой? Или соблазнительной пышногрудой блондинкой (в которую она превращалась, стоило ей хоть немного выпить)? Странно, что когда она вела себя как соблазнительная пышногрудая блондинка, то казалось, что волосы у нее становились на несколько оттенков светлее, а грудь — на несколько размеров больше.
Ей было очень трудно совместить в себе эти две ипостаси. После вечера, проведенного в роли роковой женщины, на следующее утро она обычно горько корила себя. Чувство вины, отвращение к себе, страх возмездия становились ее компаньонами. В такие дни она принимала горячие ванны.
То, что Шарлотта обладала светлыми волосами и большой грудью, было весьма неудачно, так как ко всему прочему она была туповата и поэтому являлась ходячим подтверждением известного предрассудка. Именно из-за таких, как Шарлотта, всех блондинок считали бестолковыми. Однако лично я к Шарлотте очень хорошо относилась; она была приятной соседкой.
— Но бог с ней. Расскажи о себе, — нетерпеливо сказала Карен. — Как и с кем ты познакомилась, когда будет свадьба, все-все!
— Не расскажу.
— Почему?
— Я не хочу об этом говорить.
— Вот всегда ты так, Люси.
— Извини.
— Ну, пожалуйста.
— Нет.
—
— Ну, хорошо, только пообещай сначала, что ты не будешь надо мной смеяться и не будешь меня жалеть.
После чего я рассказала Карен все с самого начала. Как мы ездили к миссис Нолан и что она нам нагадала, как Мередия получила семь с половиной фунтов, как Меган получила удар от велосипедиста, как Хэтти бросила Дика и стала жить с его братом и как Меган и Мередия стали всем говорить, что я выхожу замуж.
Карен была потрясена.
— Боже мой, — выдохнула она. — Как это ужасно. Как неловко!
— Ага.
— Ты расстроилась?
— Немного, — неохотно признала я.
— Я бы убила эту Мередию. Ты не должна спускать ей все это с рук. И даже не верится, что Меган тоже приняла в этом участие. Она всегда казалась такой
— Я знаю.
— Наверное, это была какая-то массовая истерия, — предположила Карен.
В комнату вошла Шарлотта, одетая в бесформенное фиолетовое платье, доходящее ей почти до щиколоток. Это был ее вариант власяницы.
— О, Люси, — захныкала она и подбежала ко мне.
Я обняла ее за что смогла, так как она была на восемь дюймов выше меня.
— Мне так стыдно, — всхлипывала она. — Я ненавижу себя. Лучше бы я умерла.
— Тише, тише, — успокаивала я ее. — Скоро тебе станет легче. Не забывай, что вчера ты много выпила, а алкоголь — это сильный депрессант. Сегодня ты просто не можешь не чувствовать себя подавленной.
— Да? — с надеждой она подняла на меня свои заплаканные глаза.
— Поверь мне.
— Люси, ты такая добрая. Ты всегда знаешь, что сказать, когда мне плохо.
Конечно, я знала, что сказать. У меня была богатая практика — мне приходилось часто утешать саму себя. С моей стороны было бы нехорошо не поделиться с другими тем, что я узнала на собственном опыте.
— Больше не возьму в рот ни капли, — пообещала Шарлотта.
Я ничего на это не сказала.
— Никогда!
Я изучала свои ногти.
— По крайней мере, я больше не возьму в рот ни капли текилы, — страстно сказала Шарлотта.
Я посмотрела в окно.
— Буду пить только вино.
Я уставилась в телевизор (хотя он был выключен).
— И буду чередовать его с минеральной водой.
Я поправила подушку на диване.
— И за вечер буду выпивать не больше четырех стаканов вина.
Мне снова пришлось заняться изучением ногтей.
— Ну не больше шести.
Я снова посмотрела в окно.
— А за неделю — максимум шестнадцать.
Она продолжала в том же духе, пока не пришла к выводу, что бутылка текилы за вечер большого вреда не принесет. Все это я слышала уже не раз.
— Люси, я ужасно вела себя, — призналась она потом. — Я сняла блузку и танцевала в одном лифчике.
— В одном лифчике? — серьезно переспросила я.
— Да.
— Без трусов?
—
— Ну, значит, ничего страшного не произошло.