Люси Салливан выходит замуж

— Извини, мне не надо было этого говорить. Забудь.

— Я не могу вот так взять и забыть, идиот. Теперь ты должен договорить.

— Ну хорошо, только тебе это не понравится.

— Говори.

— Это про Руфь.

— Говори!

— Это я бросил ее. А не она меня.

— Негодяй! Как ты мог?

— Понимаешь, мне стало ужасно скучно.

— Но ведь у нее такая большая грудь.

— Ну и что?

— И ты взял и просто сказал: «До свиданья, молочные железы»? — сказала я и прыснула, находя себя очень остроумной. Что случалось нечасто.

— Именно, — рассмеялся и Дэниел.

— Ты поступил отвратительно.

— Нет, Люси, я старался не обидеть ее.

— Она плакала?

— Нет.

— И все равно ты мерзавец.

Дэниел немного огорчился и чуть не заплакал. От водки мы оба стали очень эмоциональными.

— Зря я тебе все это рассказал, — насупился он. — Я знал, что ты не одобришь.

— Может, и так, но придется мне примириться с этим.

Я улыбнулась ему. Мне вдруг стало абсолютно наплевать на Руфь. И на все остальное тоже.

— Да ты философ, Люси.

— Угу, у меня сейчас философское настроение.

— Надо же, у меня тоже.

— Отчего это, как ты думаешь? От водки?

— Наверное.

— Я чувствую себя как-то необычно, Дэниел, мне грустно, как всегда, и в то же время я счастлива. Грустно счастлива.

— Знаю, — подхватил он. — У меня то же самое. Только я счастлив, как всегда, и в то же время мне грустно. Я счастливо грустен.

— Вот как чувствуют себя, должно быть, все эти русские, — опять хихикнула я. У меня кружилась голова, и я понимала, что говорю чушь, но меня это не волновало. Мне эта чушь казалась очень умной и важной. — Как ты думаешь, они пьют водку оттого, что они такие задумчивые и несчастные, или они такие задумчивые и несчастные оттого, что пьют водку?

— Сложный вопрос, Люси. — Затем Дэниел снова посерьезнел. — Интересно, почему я никак не могу встретить «правильную» женщину?

— Не знаю, Дэниел. А почему я никак не могу встретить «правильного» мужчину?

— Не знаю, Люси. Неужели я всегда буду одинок?

— Да, Дэниел. И неужели я всегда буду одинока, Дэниел?

— Да, Люси.

Некоторое время мы молчали и печально улыбались друг другу, объединенные горько-сладкой меланхолией. И при этом наслаждались собой и друг другом. В этот момент нам принесли еду. Или не в этот, точно не помню.

— Но, Дэн, это ведь не важно, потому что по крайней мере мы ведем себя гуманно. Мы причастны к боли бытия. Выпьем еще?

— Какой цвет сейчас?

— Голубой.

Дэниел откинулся на стуле, пытаясь схватить за фалды официанта.

— Дама хочет две рюмки вот этого, — сказал он, помахивая пустой рюмкой. — Ну то есть она не хочет две рюмки для себя одной… а может, и хочет. А, Люси?

— Значит, повторить, сэр? — спросил Григорий Или кто-то другой, не помню. Я меланхолично улыбнулась ему, и он улыбнулся мне в ответ столь же меланхолично.

— Ага, повторить, — кивнул Дэниел. — Две того же. Нет, четыре. И… ах да, — крикнул он вслед Григорию. — Пусть они будут голубыми. Так на чем мы остановились? — обратился он ко мне, славно улыбаясь.

Я была так рада, что согласилась пойти с ним сюда! Он мне так нравился!

— Кажется, мы говорили об экзистенциональном страдании, да? — припомнил Дэниел.

— Именно, — сказала я. — А мне пойдет прическа как у той девушки?

— У какой? — спросил он, оглядывая зал. — А, красиво. Только тебе бы пошло еще больше, чем ей.

Я хихикнула, счастливая.

— К чему это все, Люси?

— Что все?

— Ну все это, жизнь, смерть, волосы?

— Откуда я знаю, Дэн? Поэтому-то я такая несчастная все время.

— Но ведь это здорово, правда?

— Что здорово?

— Быть несчастной.

— Да, — хихикала я не переставая. Я не могла остановиться. Он был прав. Мы оба были несчастны, но в нашем горе мы доходили почти до экстаза.

— Расскажи мне, что там случилось с твоей свадьбой.

— Нет.

— Пожалуйста.

— Нет.

— Ты не хочешь об этом говорить?

— Нет.

— Вот всегда ты так.

— Как?

— Ты ни о чем не хочешь говорить.

— А что я могу поделать? Не хочу, и все тут.

— Конни, наверное, пришла в ярость?

— Ага. Она решила, что я забеременела.

— Бедная Конни.

— Бедная, как бы не так!

— Ты несправедлива к ней.

— Ничего подобного.

— Она добрая женщина, и ей хочется, чтобы у тебя в жизни все сложилось наилучшим образом.

— Тебе легко говорить. С тобой она не ругается.

— Я очень хорошо к ней отношусь.

— А я нет.

— Как ты можешь так говорить о своей матери?

— А мне все равно.

— Иногда ты бываешь такой упрямой, Люси!

— Дэниел, — засмеялась я. — Прекращай, ради бога! А то я начну думать, что моя мать заплатила тебе, чтобы ты хорошо отзывался о ней в моем присутствии.

— Да нет же, она мне действительно нравится.

— Раз так, то ты можешь съездить со мной в четверг к моим родителям!

— С удовольствием.

— Что значит «с удовольствием»?

— Это значит «с удовольствием».

— Так ты не против?

— Абсолютно не против.

— О. А я против.

Небольшая пауза.

— Давай не будем говорить о ней, а? — попросила я. — От этого у меня сразу портится настроение.

— Но мы и так уже были несчастными.

— Я знаю, но это было несчастье другого рода. Приятное несчастье. Оно мне нравилось.

— Хорошо. Тогда давай поговорим о том, что в конце концов мы все умрем и что все наши разговоры и чувства не имеют никакого значения?