Лютер Бербанк. Садовод-чудотворец

Роскошно изданное двенадцатитомное описание 1250 наиболее замечательных новых растений, выведенных Бербанком, с цветными изображениями цветов, плодов, овощей, фруктов, орехов, ягод, деревьев, кустарников и трав больше похоже на беллетристическое, очерковое повествование о бесчисленных опытах Бербанка, живо и увлекательно написанное, но лишенное необходимых точных документально-научных данных. Чтение лекций в университете также мало удовлетворяло Бербанка, так как он не мог и не хотел отрываться от поглощавших его целиком опытов над растениями.

Н. И. Вавилов совершенно правильно сказал, что хороший учебник по селекции даст читателю значительно больше знаний, чем 12-томное сочинение Бербанка. Однако необходимо учесть, что хороших учебников по селекции, которые были бы не только «хороши теоретически», но и полезны для практического осуществления селекционных работ, не создано еще до сих пор. До сих пор не установлены точно и бесспорно первоосновы селекции как науки — важнейшие элементарные положения, на основе которых можно приобрести прочные и практически эффективные знания. До сих пор селекции в ее теоретическом обосновании подменялась формальной генетикой, а практика опытных полей покоилась на накопленных эмпирических данных. Без всяких преувеличений можно утверждать, что почти все полученное человечеством богатство культурных форм растений создано практической селекцией или, вернее, практиками-селекционерами, «опытниками», и только малая часть новых растений создана теми, кто разрабатывает теорию селекции. Баланс пока на стороне селекционеров, которые сами искали для себя пути, опираясь на общую теорию дарвинизма и прочные биологические данные, помогающие разобраться в вопросах, какие ставит само растение в полевой обстановке, и создавали ценнейшие новые растительные формы, доверяясь прежде всего своим наблюдениям жизни растений, а не их теням в абстракциях «теоретиков».

Теоретическая селекция должна целиком оправдываться практикой полевой селекционной работы. Теория, обосновывающая практику, должна помогать практике продвигаться вперед, совершенствоваться. Можно ли противопоставлять неудачливые теории победоносной практике? Ведь успех селекционной работы — это не «наитие свыше», а прежде всего результат действительного и глубокого знания, гармонично слитого воедино с трудолюбием и творческим талантом. Только в таком синтезе рождаются удивительные произведения человеческого гения. Длинный ряд замечательных результатов (новых растений), исключающий какую бы то ни было случайность, разве уже не предусматривает существующую, по крайней мере продуманную (если не опубликованную), теорию? Нельзя представить себе практику, опередившую теорию, если не видеть в этой практике новую теорию, более совершенную, чем обойденная ею.

Так было с Бербанком. Его огромные заслуги в области селекции признаны были не только на родине особым постановлением конгресса Соединенных штатов, но и во всем мире. То, что он написал о своей работе, не может удовлетворить теоретиков селекции, но безусловно полезно практикам-опытникам, которые хотят сами продолжить работу Бербанка. Теоретической основой бербанковской практики был правильно понятый им дарвинизм. Принципы, положенные им в основу своих широких опытов, представляют собой стройную систему, усвоенную теперь всеми селекционерами, вне зависимости от того, говорят они об этом или умалчивают. В общей сложности идейное наследство Бербанка представляет собою (вместе с мичуринским) самостоятельное направление, плодотворное и способное воздействовать на дальнейшее развитие селекции. Ученых, создавших в науке новые, свои направления, «школу», способствующих дальнейшему развитию знания, заслуженно высоко чтят в науке. Бербанк не только создал свое, основанное на дарвинизме направление в селекции, но и плодотворно осуществил его на деле. Нужна ли лучшая рекомендация для исследователя, открывающего новые горизонты и практически доказывающего плодотворность своей теории? Был ли Бербанк ученым исследователем? Да, он был глубоким исследователем-натуралистом, иначе была бы невозможной его «власть над растениями», но он был чужд и даже враждебен той «учености», которую измеряют количеством опубликованных научных работ вне зависимости от их действительной научной ценности. Понятно, и самый скромный научный труд достоин всяческого поощрения, но только в том случае, когда он — продукт самостоятельного творчества, а не плод только абстрактных «профессиональных научных занятий».

2. Художник-натуралист