Лютер. Книга 1. Начало

В дверях Лютер приостанавливается. Ему хочется сказать ей что-нибудь веское, мудрое — что-нибудь о человеческом духе. Но сказать нечего, да и уроков из сказанного никто, как правило, не извлекает.

— Учти, у нас мало времени, — напоминает он и оставляет Хоуи за ее занятием.

Генри проезжает через электрический шлагбаум, затем через ворота, после чего паркует машину. Вылезает, подходит к багажнику.

Мия калачиком свернулась внутри. Она в шоке и лежит смирно, безмолвно глядя на него. Генри мысленно сравнивает ее глаза с усталыми глазами собаки-живца — эдакое покорное безразличие, и ему становится ясно, что кетамин сейчас не понадобится. Но держать его при себе все равно надо на случай, если это уловка. Генри вынужден всю свою жизнь учиться на ошибках.

Он развязывает девчонку и протягивает ей собачий ошейник для натаскивания — специальный, с распорным кольцом, которое можно утягивать.

— Надень. Будь хорошей девочкой.

Позванивая цепью, она послушно надевает. Генри аккуратно, но чувствительно поддергивает его — просто так, для острастки, показать, что он это может. Затем с улыбкой ослабляет, делая вид, что пошутил.

Ноги у Мии затекли, тело ноет, в голове сумбур, как будто все происходит не наяву, а в полусне. Из багажника она вылезает и оказывается в каком-то саду. Просто не верится, что первые мутноватые проблески рассвета застают тебя в саду — огромном, такой редко где и увидишь, — а рядом стоит кто-то страшный, весь в крови. Она у него и на волосах, и на лице — засохла черной, похожей на грязь коростой. Даже на ушах кровь, и под ногтями траурные полоски…

А в глубине сада дом — очень большой, но, если присмотреться, обветшалый. И на дом богача не похож, скорее — на дом с привидениями. Или на ведьмин чертог.

— Чш-ш, — тихонько шипит похититель.

Мия безропотно кивает. Она понимает: если зашуметь, злыдень натянет поводок и нечем будет дышать. А потому она робко идет рядом с ним, к дому.

— Собак любишь? — спрашивает он.

Мия кивает.

— Вот и хорошо, — говорит ее мучитель, — у нас тут их тьма.

Он заводит девочку в дом. Убранство внутри все старинное — точнее, старое. Деревянные панели, на стенах картины со сценами охоты. Стекла в рамах такие замызганные и пыльные, что полотен под ними толком и не разглядеть. Запах немного затхлый, как будто окна здесь не открывали сотню лет и никогда не стирали простыни.

Человек ведет Мию к двери под лестницей, жестом показывает, чтобы она отошла в сторону. Затем отодвигает массивные железные запоры на двери. Нагибается к какому-то подобию посудного шкафа и дергает шнурок выключателя. Загорается голая электрическая лампочка, которая, нагреваясь, пахнет пылью.

— Теперь — вниз, — говорит этот человек.

Мия колеблется. Но он дергает за цепь, и тут хочешь не хочешь, а приходится переступать через порог. Оказывается, это не посудный шкаф: отсюда вниз уходят ступени.

Внизу — сплошь бетон, от которого отражается резковатое сухое эхо. Дальше — коридор с чередой шкафов, где стоят швабры и ведра. Только швабры давно покрылись серой порошей, полысели и ссохлись, а металлические ведра, тоже с налетом пыли, все во вмятинах. И запах здесь какой-то больничный — должно вроде бы пахнуть чистотой, а на самом деле — нет.

В конце коридора — дверь. На двери железные засовы и тяжелый навесной замок. Петлю поводка человек вешает на большой крюк, вделанный в стену так высоко, что Мии приходится стоять на цыпочках, иначе можно задохнуться. Ее мучитель, повозясь, отмыкает замок и отодвигает взвизгнувшие от старости засовы. Дверь открывается в небольшую комнату, из таких, куда дети, гостя в подобном доме, лазили бы тайком от взрослых гурьбой и толклись бы у входа, с замиранием сердца понукая и подначивая друг друга — ну что, слабо первому войти?

По размеру эта комната не очень уступает Минной спальне в ее родном доме; но ее зрительно уменьшает, причем значительно, отсутствие окон. По углам здесь везде паучьи тенета, а в них сухие трупики разных букашек. Единственная лампочка светит хилым желтоватым светом, от которого комната кажется еще сумрачней.

— Заходи сюда, — указывает мучитель, снимая с крюка цепь.

Она боязливо говорит, что не может, отчего ошейник моментально затягивается, аж в глазах багровеет. Затем дядька аккуратно запихивает Мию внутрь. Там стоит койка с влажноватым серым одеялом и тщедушной подушкой — Мии на такой пришлось как-то раз спать во время каникул во французском кемпинге, только на этой подушке нет наволочки, и на ней, как на больной коже, расплываются грязно-желтые пятна.

— Садись, — поводит бровью изувер.

Мия присаживается на краешек ужасной кровати, от одного прикосновения к которой по коже ползут мурашки. Глянув непроизвольно в угол, Мия замечает там пыльную полочку, а на ней несколько книжек.