Лютер. Книга 1. Начало

Это детские книжки: «Винни-Пух и все-все-все», «Таинственный сад», «Тигр, который пришел выпить чаю». Они старые, истрепанные, страницы местами отстали от переплетов. При виде этих книжек в сердце Мии грибом прорастает немой ужас. Глядя расширенными глазами на открытую пока дверь, она бочком пытается из нее выбраться, но от увесистой пощечины отлетает обратно.

Ее мучитель опускается на колени и приближает свое лицо к Мии, молча сидящей на койке, — так близко, что чувствуется его дыхание.

— Есть хочешь? — спрашивает он.

Мия вяло мотает головой.

— А пить?

Унылый кивок.

— Сейчас принесу воды. Сиди здесь, понятно?

Молчание в ответ.

— Послушай меня. Я знаю, что ты сейчас напугана. Для всех нас эта ночка выдалась беспокойной, так ведь?

Она не знает, что сказать, и еле выдавливает из себя два слова:

— Ну да.

— Вот и молодец, — одобряет он. — Я знаю, эта комната не самая красивая на свете, но ты скоро к ней привыкнешь.

Мия сглатывает слюну. В горле пересохло, першит.

— Это… как? — дрожащим голоском лепечет она.

— Да вот так. Это теперь твой дом.

— Я не хочу, чтобы это был мой дом.

— Понимаю, ты сейчас не можешь чувствовать себя иначе, — говорит мучитель. — И еще, наверное, какое-то время будешь кукситься. Но это пройдет, и ты немножко пообвыкнешься. А когда тебе начнет здесь нравиться, выпущу наверх, даже телевизор дам посмотреть. Ты ведь любишь смотреть телевизор?

— Люблю, — лепечет Мия.

— Ну вот видишь, — одобрительно кивает мучитель.

Он смотрит на девочку, умильно наклонив голову набок: дескать, золотце мое ненаглядное, наконец-то ты дома. От его взгляда Мия со страху снова пускает струйку. На одеяле расплывается темное пятно. Ей становится еще страшнее.

— Ничего, не волнуйся, — успокаивает ее изверг. — Высохнет.

И закрывает дверь. Слышен скрежет задвигаемого засова.

Мия неподвижно сидит в тишине, схватившись за край койки. Сдвинуться с места мешает страх, да такой, что мысли и те немеют. Повернув наконец голову, она видит книжную полку, которая постепенно вырастает до гипертрофированных, неимоверных размеров — таких, что не умещаются в голове.

Может, через час, а может, через пять минут возвращается мучитель. Слышно, как открывается дверь под лестницей. Затем — шаги по бетонному полу. Вот визгливо скрежещет ржавый засов, затем шарниры, и в проеме открытой двери появляется он.

В руке у него ведро — синее, пластмассовое. Он протягивает ведро Мии, а сам с лукавым видом говорит:

— Это тебе, делать свои грязные делишки. Но если присмотреться, то там внутри подарок.

Мия круглыми от испуга глазами заглядывает в пластмассовое ведро. В нем сидит крохотный крольчонок и дрожит. Она тянется, чтобы вытащить оттуда зверька, но тот, извернувшись, цапает ее за палец. Мия тотчас отдергивает руку. Она с любопытством рассматривает живой дрожащий комочек, в ужасе прибившийся к круглой стенке своего синего узилища.

— Оставь его, пусть немного освоится, — добродушно советует изувер. — А чуть попозже положи ведро набок. Он обнюхается, познакомится с новым местом. И как только он это сделает, вы сразу же станете лучшими друзьями. Ну что, нравится?

Мия кивает, потому что не кивнуть она боится.

— Да улыбнись ты, — грозно подбадривает ее мучитель, — тебе же подарок принесли.

Мия улыбается одними губами.

— Ну вот и славно, — кивает мучитель. — Как ты его назовешь?

— Не знаю.

— Как же так, — озабоченно хмурится мучитель, — он же не может без имени.

Имена не идут сейчас на ум Мии. Да и вообще никакие слова не идут. Но ведь надо же как-то умаслить мучителя. Она в отчаянии косится на книжную полку. «Питер Пэн», — мелькает название на одном из корешков.

— Питер, — говорит Мия.

— Питер? Прекрасно! — радуется дядька и говорит: — Ну что ж, вы с Питером за ночь, должно быть, умаялись. Наверное, не мешало бы часок-другой соснуть?

— Наверное.

— Захочешь «пи-пи» или «ка-ка», ходи на это ведерко. Ладно?

— Ладно.

— А завтра туалет у тебя здесь будет почти что настоящий. Прямо как в трейлере.

— Ладно.

— Вот и славно, — говорит мучитель с таким видом, будто у него отлегло от сердца. — Ну, тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

В дверях мучитель неожиданно приостанавливается, пожевывая губами, словно не решается о чем-то спросить.

— А ты это… — произносит он наконец, — любишь детей, маленьких?

— Люблю, — эхом отзывается Мия.

— А когда вырастешь, хочешь, чтобы детей у тебя было много-премного?

— Хочу, — говорит Мия.

— Aй да молодец, — хвалит ее дядька.

Дверь снаружи он запирает на засов, а когда поднимается по лестнице, слышно, как и там дверь наглухо задраивается.

А здесь… Здесь пахнет прелыми одеялами, сыростью, тлением, старыми книгами. Мия знает, что книги эти никогда не раскроет, даже если будет умирать от скуки, потому что прежде, задолго до нее, их страницы листало множество других детей. Там внутри могут быть рисунки, сделанные детскими руками, а этого зрелища ей не перенести.

Мия сидит на койке, глядя вниз, на крольчонка. Его носик подергивается, чутко реагируя на окружающее.