Люция. Спасенная

С этого момента у Люции каждый месяц шла кровь, и она чувствовала себя очень важной, перейдя в новый статус молодой женщины. Вместе с Лией она отмечала каждое изменение в своем теле и была счастлива, когда ее грудь начала набухать, а бедра округлились. Аль-Шифу же изменения в Люции скорее беспокоили. Особенно она волновалась по пятницам: перед тем как отправить Люцию «помолиться», она просила девушку туго обмотать верхнюю часть туловища полоской льняной ткани, чтобы спрятать грудь. Мавританка выделила девушке свободную одежду и большие чепчики, которые скрывали ее лицо почти так же надежно, как монашеский клобук.

Впрочем, священник редко подходил к ней вплотную. В большинстве случаев он просто экзаменовал Люцию по катехизису и читал ей Библию. По-видимому, он считал, что она не в состоянии читать Писание самостоятельно. Конечно, иногда он подходил к ней так близко, что его нога под сутаной касалась ее ноги, спрятанной под широкой юбкой, а его дыхание чувствовалось на ее щеке. Последнее Люция особенно ненавидела, потому что зубы у священника были гнилыми, из-за чего изо рта у него дурно пахло. Ей больше нравилось, когда, прощаясь, он гладил ее по щеке или по плечу, а иногда рисовал невидимый крест на лбу. Но большего он себе не позволял. И хотя Люция ненавидела это сокращение дистанции, иногда оно пробуждало в ней странную тоску. Наверное, если такие «непристойные поступки» совершает мужчина, который тебе нравится и которого ты поощряешь, они уже не будут неприятными?

Она тайком обсудила это с Лией, и та понимающе кивнула.

– О да, это должно быть прекрасно, когда к тебе прикасается влюбленный мужчина, – по крайней мере, так говорит моя мама. И в Библии тоже есть стихи: «О, ты прекрасна, возлюбленная моя!»[1] Это «Песнь песней» Соломона. Ах, если бы и мне повстречался мужчина, способный говорить такие слова!

Лия отбросила волосы со лба; ее взгляд стал мечтательно задумчив. Она знала, что Шпейеры уже начали подыскивать ей супруга. В синагоге, стоя на женской галерее, Лия часто смотрела в сторону мужчин и пыталась выбрать самого красивого из юношей, достигших брачного возраста. При выборе супруга ее голос был лишь совещательным; однако найди она юношу, который бы ей нравился и при этом был богат и умен, ее родители не стали бы возражать против воссоединения с его семьей.

У Люции еще не возникало настолько конкретных мыслей. Все молодые люди-христиане, которых она знала, не вызывали у нее никакой симпатии, несмотря на то что в последнее время Эберхард и его друзья неожиданно перестали дразнить ее. Теперь они принялись соблазнять симпатичную девушку льстивыми речами, говоря, что похитят у нее поцелуй, и постоянно провожали ее похотливыми взглядами.

Однажды Аль-Шифа стала свидетельницей подобного поведения со стороны парней и рассердилась почти так же сильно, как и в тот момент, когда прознала о «приватных занятиях» со священником.

– Никогда не выходи из дома после заката солнца, Люция! Когда идешь в церковь, а потом возвращаешься домой, держись рядом с другими женщинами. Я попрошу хозяина выделить слугу, чтобы он сопровождал тебя с Гретхен, когда вы пойдете вечером домой. Девственность – твоя величайшая ценность, Люция. Будь осторожна, не потеряй ее!

Мавританка обратилась к хозяину с просьбой в тот же вечер, но Вениамин фон Шпейер отмахнулся от нее.

– Не преувеличивай, Аль-Шифа, – сказал торговец. – Мы же не в Аль-Андалусе, и речь не идет о выкупе за невесту. Мораль у христиан слабее, особенно у таких семей, как у бондарихи. Гретхен не понравится, если ты приставишь к ней в качестве соглядатая Ганса. Или ты не заметила, что в последнее время, стоит ей только завернуть за угол, как к ней тут же подскакивает кавалер?

Аль-Шифа, возможно, и правда ничего не замечала, но, конечно, этот факт не ускользнул от внимания Люции. Теперь она достаточно хорошо поняла, что имелось в виду под «непристойными действиями», и ей становилось страшно, когда Гретхен начинала визжать и постанывать в объятиях юноши, стоило ему только залезть ей под юбку. Чаще всего Люция оставляла их наедине и одна бежала к лачуге бондарихи. И как раз Люция не стала бы возражать против общества слуги.

– Люция не такая! – стояла на своем Аль-Шифа, бросая на хозяина злые взгляды.

Однако фон Шпейер не дал себя уговорить.

– Люция должна четко понимать, к какому слою общества она принадлежит, – холодно заявил он. – Я начинаю волноваться, Аль-Шифа. Она растет. И даже если вам с Сарой нравится баловать ребенка, как комнатную собачку, она не будет такой, как мы, и уж точно не такой, как ты! Рано или поздно ей придется оставить наш дом и искать свое место в мире. И если сейчас вы приставите к Люции телохранителя, то окажете ей медвежью услугу.

Аль-Шифа собралась было снова возразить, но передумала и смиренно опустила голову.

– Вы правы, господин, – неохотно признала она. – Но ведь это неправильно, если какой-то парень зажмет ее в углу за таверной и обидит ее. Ей всего четырнадцать, господин! И приличные христианские девушки тоже выходят замуж девственницами.