– Тогда найди для нее мужа, – резко ответил Вениамин фон Шпейер и дал мавританке понять, что разговор окончен. Очевидно, он больше не хотел активно участвовать в жизни Люции.
Аль-Шифа проводила его растерянным взглядом. Твердость торговца удивила ее. До сих пор она считала, что фон Шпейер тоже любит Люцию и радуется ее ясному уму.
Люция же, со своей стороны, догадывалась, почему отношение к ней приемного отца претерпело такие изменения. В последние несколько недель девушка стала замечать похотливый блеск в глазах юноши, от которого она меньше всего этого ожидала, ведь раньше на нее так поглядывали только уличные мальчишки. А теперь вот Давид фон Шпейер стал бросать на нее благосклонные взгляды, что, вполне возможно, рассердило его отца. Вениамин фон Шпейер хотел бы, чтобы Люция нашла себе кавалера-христианина, такого же, как у Гретхен. Но Люция не могла заставить себя это сделать. Ей по-прежнему не нравился ни один из юношей, которые заговаривали с ней по дороге в церковь и поддразнивали ее.
Когда в тот вечер они с Гретхен пошли домой, за ними увязался Давид фон Шпейер. Юноша слышал разговор между отцом и Аль-Шифой и теперь был полон решимости лично предоставить Люции защиту, несмотря на запрет отца. Сам Давид еще не обладал оружием, хотя немного тренировался биться на мечах. Иудеям напрямую не запрещалось владеть мечом, однако носить оружие публично явно не приветствовалось. В конце концов, они находились под защитой епископа, но если бы намекнули окружающим, что все равно предпочитают защищаться, их сочли бы неблагодарными. Однако богатые купцы обязательно учили сыновей обращаться с оружием: они много путешествовали и не могли себе позволить быть беспомощными.
Сейчас Давиду пришлось собрать все свое мужество, чтобы пройти в контору и взять отцовский меч. Фон Шпейер почти никогда не носил его, но всегда держал под рукой.
Давид сжал рукоять меча и не отпускал ее, пока крался за Гретхен и Люцией. Он неодобрительно поджал губы, заметив, как маленькая горничная исчезла на заднем дворе со своим любовником, и пошел дальше, не сводя взгляда с Люции, пока за ней не закрылась дверь дома бондарихи. Юношу переполняли мрачные мысли. Что бы на сей счет ни думал его отец, что бы он ни говорил, с Люцией ничего не должно случиться. Никто не смеет прикасаться к ней!
Никто, кроме него.
Люция никогда не проявляла к Давиду фон Шпейеру ничего большего, чем братские чувства. На самом деле она не испытывала даже и братских чувств, поскольку разница в возрасте между Лией и ее братьями была слишком велика, чтобы они могли по-настоящему расти вместе. К тому же мальчики практически целые дни проводили за учебой. Конечно, она видела Давида и Эзру за совместным обедом или на праздниках, но даже тогда мужчины и женщины обычно танцевали, пели и болтали отдельно, а мальчики чувствовали себя слишком взрослыми, чтобы играть с детьми. Только теперь, заметив пытливые взгляды Давида, Люция присмотрелась к нему повнимательнее, оценив лицо и фигуру юноши. Увиденное ей очень понравилось. Давид был высоким и жилистым, как отец, и унаследовал правильные черты последнего. Однако жизнь еще не оставила морщин на лице Давида, и ему не хватало строгости и серьезности, присущих большинству иудейских мужчин. Лицо Давида все еще оставалось по-детски нежным, почти трогательным, особенно когда юноша напускал на себя виноватый вид, стремясь избежать наказания за очередную шалость. У него были льняного цвета волосы, как у Сары, и он смотрел на мир такими же, как у матери, темно-карими глазами. Его взгляд был умным и пытливым, но он так же, как Эзра и Лия, не проявлял особого рвения к наукам. Дети Шпейеров учились прилежно, однако без особого энтузиазма. Мальчики интересовались только тем, что могло пригодиться им во время будущих деловых поездок, и с нетерпением ждали момента, когда они наконец отправятся в путешествие. Лия уже достаточно знала, чтобы стать умной и вежливой собеседницей для будущего мужа и дать своим дочерям соответствующее воспитание. Все трое детей Шпейеров разбирались в арифметике лучше, чем в грамматике, философии и языках. Люция часто зарабатывала леденцы, выполняя домашние задания мальчиков по этим предметам. Но в последнее время Давид ее об этом не просил. Возможно, он был слишком горд, чтобы признавать свои слабости.
Медицина, даже если речь шла всего лишь о домашних средствах, тоже мало интересовала Лию. Чем старше она становилась, тем чаще находила причины пропускать занятия Аль-Шифы. Девушка предпочитала учиться у матери шитью и вышиванию и помогала Саре во всех делах, связанных с ведением хозяйства в большом доме. Сара смотрела на поведение дочери сквозь пальцы, но настаивала на том, чтобы Лия продолжала овладевать ивритом и изучала основные медицинские справочники.