Ливень в графстве Регенплатц

– А ты не взваливай всю вину на меня, – сказала Патриция, скрестив на груди руки. – Во всём, что ты перечислил, твоя вина не меньше моей. Ту юную Штаузенг ты убил греховной связью с ней. Если б не изменял мне, так и в душе моей не возникла бы к ней ненависть. А значит, и слишком любопытной фрау Вольфгарт нечего было бы раскрывать да разгадывать. Своего ненаглядного Берхарда ты начал убивать с того момента, как ввёл его под крыши этого замка. Неужели, ты и правда был уверен, что я смогу полюбить сына твоей любовницы? Если бы ты оставил Берхарда на воспитание его деду, то сидел бы сейчас твой сыночек в сапожной лавке и никому не мешал.

– Регентропф не может сидеть в какой-то лавке, – возразил Генрих, и в его взгляде пустота начала заполняться гневом, а усталое сердце участило ритм.

– Конечно, не может, даже если он незаконнорожденный, и не имеет никаких прав прямого наследника! – возмущённо воскликнула Патриция, всплеснув руками. Долго скрываемые эмоции вырвались наружу и выплёскивали всю правду. – Ты сам заставил Густава ненавидеть сводного брата, постоянно превознося Берхарда над ним, обижая несправедливостью. Да, признаю, я хотела убить Берхарда. И я сделала бы это уже давно. Но случилось нечто непредвиденное и страшное. Ведьма, что живёт в твоих лесах, связала заклятием жизни Берхарда и Густава. Если Берхард умрёт, через три дня Густав последует за ним. Вот почему сын твой жив до сих пор. Узнав о его тяжёлом состоянии, я испугалась за Густава. Смерть Берхарда я переживу, даже буду рада ей, но смерти Густава мне не вынести.

– Что за сказки ты мне тут рассказываешь? – поморщился Генрих не то от презрения, не то от нового укола боли.

– Если бы это были сказки! Но это правда. Жизни двух юношей крепко связаны. И потому я не меньше тебя желаю, чтобы Берхард жил.

– Зачем же тогда ты вложила в руки Густава яд?

– Я не давала ему яда, не приказывала убивать брата. Я вообще ничего не знала о планах Густава!

– Лжёшь.

– Можешь мне не верить. Я не стану ничего доказывать.

Гордо вздёрнув подбородок, Патриция отвернулась от супруга и, отойдя вглубь комнаты, села на стул. Оттуда она видела, как Генрих скорчился от очередного приступа сердечной боли, как он спешными и нервными движениями достал склянку и опрокинул в рот остатки снадобья. Она слышала стон больного родного человека, однако в этот раз в её душе не возникло даже самого маленького сочувствия.

– Сколько бы трагедий не случилось, если б ты двадцать лет назад не совершил грех прелюбодеяния, – с тихой горечью произнесла Патриция.

Генрих молчал. Может, обдумывал все высказанные признания супруги, может, заставлял себя успокоиться, чтобы унять боль. А может, молчанием соглашался с обвинением. Генрих посмотрел на пустую склянку – лекарство закончилось. Принимал он его всё чаще, но помогало оно всё меньше и меньше. Генрих откинул прочь ненужную более вещь.

– Между прочим, та ведьма, служанка дьявола, призналась, что твоя возлюбленная Эльза была её родной дочерью, – вновь заговорила Патриция. – А значит, и кровь Берхарда не так уж чиста. Ты знал о грязном происхождении своей любовницы?

Но Генрих не хотел говорить об этом. Стоит ему продолжить заданную тему, и начнётся новый поток взаимных обвинений и упрёков. Не нужно. Он и так всё понял. Хельга знала, что Патриция постарается избавиться от Берхарда, и потому сотворила такое страшное заклятие. Она выстроила между Патрицией и Берхардом стену в виде угрозы для жизни Густава. Ахим Штаузенг знал, что его внука ждёт нелёгкая жизнь в замке, и надел на его шею защитный амулет, возможно, так же заговорённый колдуньей. Даже Клос Кроненберг, зная о коварстве Патриции, советовал держать подальше от неё Берхарда и присматриваться к поведению Густава. Все всё знали, один только он, глава семьи, оставался наивным доверчивым дураком, всем всё прощал, воспринимал большие проблемы за мелкие неурядицы.

– Ведая о таком заклятии тебе нужно было мальчиков сближать, а не ссорить, – сказал Генрих. – Густав знает о словах Хельги?

– Нет.

– Так скажи ему.

– Зачем? Чтобы он ненавидел не только Берхарда, но и нас с тобой?

– Чтобы он не повторил попытку убить брата.

Кряхтя, Генрих встал с кресла, прошёл к двери и выглянул за неё.

– Немедленно разыщите Густава, скажите, чтоб срочно пришёл ко мне, – приказал он солдату, а после тихим шёпотом добавил. – А также пригласи графа Кроненберга и приведи конвой.

Потянулись минуты ожидания. Генрих и Патриция молча сидели в разных углах комнаты, каждый уйдя в свои мысли. Генрих не знал, как поступать ему дальше. Он был зол на Густава, на Патрицию, на себя лично. События и эмоции выходили из-под контроля, и его, как хозяина замка, как хозяина жизни, это очень угнетало. Патриция тоже терялась в догадках – что же будет дальше? Как поступит её супруг, узнав всю правду? Как поступит Густав, узнав, что Берхард выжил? И что делать теперь ей самой?

Время тянулось, и мысли становились всё тревожнее. Наконец дверь отворилась, в покои отца уверенной походкой вошёл Густав. На губах его играла самодовольная улыбка, глаза блестели.