Ливень в графстве Регенплатц

– Маргарет, – обратился он к ней осипшим от волнения голосом, – посмотри налево, кого ты там видишь?

Молодую женщину подивило нервозное состояние брата. Она посмотрела в указанную им сторону и неуверенно пожала плечами.

– Там люди, – просто ответила она. – Мужчины, женщины… Одна держит младенца на руках…

– Нет, – отмахнулся Густав. – Ты видишь его?

– Кого «его»? – не поняла Маргарет.

И тут Густав понял, что сестра Берхарда не видела. И никто не видел. Никто. А ведь он там был, стоял и презрительно ухмылялся. Густав ещё больше занервничал.

– Что с тобой? – встревожилась Маргарет.

– Ничего, – рявкнул Густав.

– Кого ты увидел?

– Никого! Мне показалось. Показалось!

– Прекратите немедленно спор! – строго приказала Патриция, заметив ссору детей. – Имейте уважение к усопшим и не позорьте меня.

Маргарет немедленно смолкла. Густав же продолжал боязливо озираться. И на протяжении всего оставшегося пути он был готов снова увидеть видение брата, даже в соборе не мог успокоиться. Но Берхард больше ему не являлся.

Брызги дождя прекратились, тучки рассеялись, позволив солнцу светить в полную силу. Кортеж не спеша возвращался в замок. Ряды его заметно поредели. Многие из гостей, прослушав панихиду, простившись с покойным ландграфом и его сыном и проследив, как их закрывают в большом белокаменном фамильном склепе, отправились по домам, кто на кораблях, кто в каретах.

Густав был рад отъезду лишних людей из замка. Из его замка. Еще день-два, и остальные гости тоже разъедутся. И останется он наконец один, наедине со своей новой жизнью властелина и вершителя судеб человеческих.

Ахим Штаузенг закрылся в своём кабинете и горько рыдал. Его единственный внук, сын его любимой дочери умер. В это трудно верилось. Ведь всего несколько дней назад он видел Берхарда здоровым и полным сил. Сгубили, наверняка сгубили. И Ахим даже подозревал кто.

Как он просил, как умолял, чтобы Берхарда оставили ему. Ахим уехал бы с мальчиком в другой город, если понадобилось бы, то и в другую страну. Конечно, Берхард не был бы столь богат и не носил бы столь благородную фамилию, зато был бы жив и счастлив. Но Ахим проявил слабость, не боролся за внука, поддался уговорам Хельги и уступил Генриху.

Хельга. Она тоже виновна в гибели Берхарда. Она знала, что в замке его станут ненавидеть, станут желать ему смерти, и всё-таки настояла отдать мальчика отцу. Отцу, который не смог его защитить.

Ахим смахнул со щеки застывшую слезу. Как там Хельга? Верно, тоже переживает. Да, виновна, да, была неправа. Но она думала, что поступает правильно, что так будет лучше для бедного Берхарда. Давно Ахим не встречался с Хельгой, очень давно, несколько лет. И теперь он вдруг почувствовал острое желание вновь увидеть свою бывшую возлюбленную, услышать её голос, заглянуть в её грустные глаза. Его жена Христина была хорошей женщиной, доброй и чуткой, она подарила ему семью и троих детей, но всё равно родной ему не стала. В сердце уже пожилого мужчины по-прежнему тлела любовь к отверженной всеми одинокой Хельге.

Поддавшись порыву, Ахим Штаузенг, не сказав никому ни слова, спешно вышел из дома, вскочил на коня и направил его прочь из города.

Заслышав приближающийся стук копыт, Хельга выглянула в окно. Всадника она узнала, и в душевную тоску её постучалась робкая радость. Женщина вышла из дома навстречу гостю.

– Здравствуй, Ахим. Я рада видеть тебя.

– Здравствуй, Хельга.

Ахим Штаузенг сошёл с коня и подошёл к женщине. Изменилась Хельга, постарела. Как давно он не видел её? Лет семь? Восемь? Это годы её состарили или страшные события прошедшего дня? Волосы совсем поседели, морщины окружили глаза, дивные некогда глаза. Но нежность в них осталась прежней.

Ахим тоже не молодел, жизнь так же присыпала его голову пеплом времени, исполосовала лоб морщинами, отяжелила плечи, склонив его когда-то стройную фигуру к земле. Изменила внешность, изменила мысли, и только душу не тронула, сохранив в ней единственную и вечную любовь.

– Проходи в дом, – пригласила Хельга и отступила, пропуская гостя.

Ахим вошёл в маленькую хижину, где было всё по-старому, сел на скамью, на которую всегда присаживался, приходя сюда. Грустно на душе и в то же время спокойно, будто он домой вернулся, туда, где его ждут любовь, понимание, утешение.

– Сядь рядом, – попросил Ахим.

Хельга молча закрыла дверь и заняла место подле мужчины.

– От чего умер Берхард, Хельга? – спросил Ахим. – Я уверен, ты это знаешь.

– Знаю, – тихо ответила женщина. – Я была рядом с мальчиком весь его последний день. Я пыталась спасти его от смерти, но… не получилось у меня.

– Так он болел?

Хельга подняла грустные глаза на Ахима. Сказать ему правду или пожалеть и солгать?

– Скажи правду, – будто поняв её нерешительность, попросил Ахим.

Да, он имеет право знать правду о гибели родного внука.

– Берхард умер от яда.

– Я так и знал, что его сгубили! – воскликнул несчастный мужчина, и горький стон вырвался из груди его. – Кто? Патриция? Густав? Их сообщники?

– Яд, скорее всего, подсыпал Густав. Но Патриция не мешала ему.