Ливень в графстве Регенплатц

Внезапно раздался оглушительный раскат грома. Нет, не за окном, а прямо здесь, над головой. Густав вздрогнул от неожиданности и даже испуганно пригнулся. Задрав голову, он оглядел потолок. Ерунда, ливень мог подавать голос только с улицы, просто туча находилась непосредственно над крышами замка. Но смех. Откуда звучит смех? Густав опустил голову и вновь направил взор на кресло, в котором по-прежнему, не меняя позы, сидел Берхард. Сидел и смеялся. Смеялся жестоко, надменно, громко. И смех его разносился по всей комнате, исходил из всех щелей и просачивался под самую кожу, сковывая омерзительным холодом сердце и разум.

– Замолчи, – едва выдохнул Густав. – Тебе всё равно не запугать меня.

Но его неуверенный хрип вызвал у призрака лишь новый взрыв смеха. И всё-таки Густав боялся. Боялся и злился. Злился на призрак, что тот не желал отправляться в ад, злился на себя, что не в силах был отправить его туда. Дрожь волной пробежала по телу, знакомая нервная дрожь, и мысли как-то хаотично засуетились. Злость и ненависть покрывали взор красной пеленой. Только не приступ, только не новое унижение немощью. А призрак Берхарда всё смеялся, продолжая издеваться над жалким смертным человечком.

– Замолчи! – вновь вскричал Густав. – Не боюсь тебя… Не боюсь тебя!…

В ярости Густав схватил свой меч и с воем набросился на сидящий призрак. Вложив в руки всю ненависть, он рубил его, размахивая мечом. Смех прекратился, но призрак не исчезал. После очередного взмаха, меч снёс спинку кресла, а на лицо, руки и грудь бушевавшего воина брызнула холодная влага.

– Что это? – опешил Густав и, нервно отбросив меч, стал осматривать руки. – Что это? Кровь?

– Кровь, – отскочило от стен гулкое эхо.

Брезгливо проскулив, Густав стал быстро, нервно смахивать с лица мокрые капли, утираться рукавом. И тут заметил он, что ни на руках, ни на рубахе нет красных пятен. Ткань и кожа мокрые, но не красные. Это не кровь. Густав зыркнул на восседавшего в кресле Берхарда, вновь надменного и застывшего. И не сводившего со своего врага холодных чёрных глаз. У ног призрака валялся меч. Крепкое острое оружие оказалось совершенно бесполезно. Естественно, ведь приведение бестелесно. Да, бестелесно, но откуда тогда брызнула влага? Разум поддался панике, сердце сбилось с ритма, страх гадкой змеёй заползал в душу.

Берхард встал. Он был зол и решителен. Что он собрался делать? Густав попятился назад. Глаза его наполнялись ужасом, рука на груди искала последнего защитника – серебряный крест.

– Сгинь… Сгинь, дьявольское отродье! – издал Густав слабый крик.

Но Берхард не сгинул, он медленно пошёл вперёд, заставив противника своего ещё больше задрожать от страха. Густав крепко сжимал в руке крест, словно свою жизнь, и, не смея отвести глаз от призрака, продолжал отступать. Дышать становилось всё труднее, но нельзя сдаваться.

– Нет… Нет!.. Тебе не удастся меня убить! – из последних сил стонал Густав.

– Убить, – отозвался воздух.

– И с собой тебе меня не увести!

– Увести…

– Убирайся в ад!!

– В ад.

Раскат грома поглотил последние слова, оглушил потерявший силы рассудок и оборвал стук загнанного сердца.

После обеда Гретта вернулась в свою комнату, чтобы дописать письмо отцу. Ей было тоскливо, грусть обволакивала душу. Успокаивало лишь то, что батюшка её отныне свободен, что он снова дома. Хотя Густав и предупредил, что будет за ним присматривать, жизни отца всё равно ничего не угрожало. Вот только сердце его, несомненно, тревожилось за дочь родную и единственную. Гретта писала отцу о том, что жизнь её в замке Регентропф протекает спокойно и слажено, что супруг её не обижает и старается быть заботливым, что свекровь добра к ней и ласкова. Писала, что волноваться не из-за чего, писала и слабо надеялась, что отец поверит её словам.

Вдруг лучи солнца, ярко освещавшие пергамент, потускнели, и на стол надвинулась тень. В комнате потемнело, словно внезапно настал час сумерек. Гретта отложила письмо, подошла к окну и выглянула на улицу – голубое небо заволакивали серые тяжёлые тучи. Дождевые тучи. «Берхард», – мелькнуло в голове девушки, и радость вошла в её плачущее сердце. Печаль уступила место светлому ожиданию встречи с любимым.

Гретта осталась у распахнутого окна. Вскоре пошёл дождь, очень сильный, настоящий ливень. Гретта протянула руку и почувствовала удары множества тяжёлых капель. Капли были тёплыми, но какими-то… равнодушными. Ливень словно не обращал внимания на стоявшую у окна девушку, с надеждой всматривающуюся в его серую пелену. Может, это обычный дождь? Может, Берхарда нет в нём? Гретта разочарованно вздохнула. И всё-таки душе её в это не верилось. Раз Берхард стал частью стихии, он не мог не быть в ней.

Девушка опустила руку. Рукав платья совсем промок. Невероятно сильный ливень. Капли шумно бились о подоконник, нервно отбрасывая брызги. Гретта продолжала стоять у окна и смотреть на дождь. Она ждала. Берхард, несомненно, пришёл, вот только, наверное, не к ней. Возможно, он опять у Густава, запугивает его, сводит с ума.