Накануне, воспользовавшись случаем, когда Густав больной лежал в кровати, а Аксел остался ждать у его покоев новостей от лекаря, Гретта, освобождённая на время от контроля, решилась навестить томящегося в заточении Кларка Кроненберга. Солдат, стоявший на карауле у входа в темницу, получил от господина своего чёткий приказ никого к пленникам не пропускать. Совсем никого, кроме самого ландграфа да его доверенное лицо Аксела Тарфа. Однако Гретте, принявшей уверенный вид и взявшей решительный тон, достаточно скоро удалось убедить стража, что ей, как супруге ландграфа, так же позволено посещать тюрьму и проверять в каких условиях содержатся заключённые. Солдат её пропустил, проводил до камеры, но не ушёл, а остался поблизости, наблюдая за ходом свидания. Предвидя это, Гретта заранее написала небольшую записку, в которой коротко поведала о поведении и болезни Густава, о письме лекаря Гойербарга к королю, которое он послал с сыном, и, конечно же, о призраке Берхарда. Она надеялась, что эти новости добавят Кларку и его отцу уверенности в их скором освобождении и торжества справедливости. Молодая ландграфиня говорила с Кларком сдержанно и сухо, поинтересовалась его самочувствием, спросила о жалобах на содержание в заточении и, получив от пленника короткие и столь же бесцветные ответы, покинула темницу. Солдат не заметил, как Гретта во время разговора незаметно бросила сквозь решётку записку. А раз не заметил, значит, и не доложит своему господину.
Однако о самом её визите в тюрьму Густаву всё-таки стало известно.
– О чём вы говорили с Кроненбергом? – строго спрашивал Густав. – Что замышляете против меня? Или надеетесь помочь ему сбежать?
– Стражник присутствовал при нашем разговоре, – невозмутимо отвечала Гретта. – У него и спросите, о чём мы с Кларком говорили.
– Я уже спрашивал. Ничего интересного он мне не поведал.
– Значит, ничего «интересного» и не было.
– Солдат – хороший исполнитель приказов, но глуповат. Он мог не заметить каких-либо ваших знаков, не понять намёков…
– Так вы обвиняете меня в предательстве?
– Я не хочу, да вы заставляете это делать.
– Госпожа честная женщина. Зачем ей предавать вас, своего супруга? – подала голос Лизхен в защиту хозяйки.
Но она зря так поступила. Синие глаза Густава немедленно воспламенились гневом.
– Кто позволял тебе вмешиваться, чернь?! – гаркнул он. – Пошла вон!
Душа бедной Лизхен сжалась в комок от испуга, и слёзы обиды подступили к глазам. Дабы оградить верную служанку свою от последующих вспышек гнева ландграфа, Гретта мягко попросила её уйти, оставить их с Густавом наедине. Лизхен выполнила просьбу, вышла из комнаты. Однако переживая за госпожу, она осталась в коридоре, подле закрытой двери, не подслушивая, но прислушиваясь к происходящему внутри комнаты разговору.
– Мне не нравится, что ты печёшься о судьбе моих врагов, – высказывал тем временем Густав.
– Кларк друг мне… – перечила Гретта.
– Мои враги не должны быть друзьями супруги моей!
– Кроненберги никогда не были против тебя. Это ты их сделал врагами! Ты обвинил их в своём же преступлении, ты заточил их в темницу и хочешь лишить жизни!
– Если не уничтожу их я, то они уничтожат меня!
– О брате своём ты так же рассуждал?
– Замолчи! – зло приказал Густав. – Я запрещаю тебе говорить о нём!
– Боишься, что призрак его снова появится?
Такой смелости от зависящей от него женщины Густав не ожидал. В гневе вскочил он и, шагнув к Гретте, крепко схватил её за плечи.
– Как смеешь говорить со мной так?! – кричал он, пронзая Гретту взглядом, полным негодования. – Как смеешь плести интриги за моей спиной?! Разве не предупреждал я тебя быть послушной мне?
– Не делай хотя бы из меня врага, Густав.
Девушка, казалось, совсем не боялась своего супруга, ни его грубых рук, ни его свирепого взгляда. Она смело смотрела ему в глаза, и это лишь сильнее злило Густава. Он желал видеть слёзы непокорной женщины, слышать её мольбы о пощаде. И так будет. Так обязательно будет. Ежедневно.
– Ты сама не хочешь быть моим другом, – процедил сквозь зубы Густав. – А значит, станешь моей рабыней.
Густав сжал Гретту в крепких объятиях, таких крепких, что девушка почувствовала боль и ахнула. Вот так-то лучше. Уже давно пора сделать эту бунтарку своей женщиной, показать ей, кто её хозяин. Голодным хищником Густав впился в губы девушки жадным поцелуем. Гретта пыталась вырваться, этот поцелуй ей был противен, этот мужчина ей был ненавистен. Но не получалось освободиться, слишком слаба она против сильных мужских рук. А Густав продолжал целовать, и желание наполняло его тело. Не оттолкнуть его, не вырваться.
К глазам подступили слёзы бессилия, и отчаяние затопляло сердце. Однако нельзя сдаваться, нельзя покоряться воле насильника. В порыве защиты чести своей, Гретта улучила момент и впилась зубами в щёку противника. Взвыв от боли, Густав ослабил объятия и схватился рукой за раненную щёку. Вот и момент для спасения. Гретта вырвалась и стремглав выбежала из комнаты.