Ливонская война

В период бескоролевья 1574–1575 гг. в Речи Посполитой столкнулись две кандидатуры — кандидатура Ивана Грозного или Федора Ивановича и австрийская кандидатура. Русская кандидатура по-прежнему пользовалась огромной популярностью среди шляхты. Австрийский кандидат мог рассчитывать на сочувствие части польского магнатства и на поддержку литовских панов, всеми средствами стремившихся предотвратить избрание на польский престол Ивана IV. Съезд в Стенжице, на котором обсуждались возможные кандидаты на престол, стал свидетелем смертельной ненависти шляхты к австрийскому кандидату — «немцу». Зато кандидатура Грозного или царевича Федора пользовалась широкой поддержкой собравшейся шляхты. На нее сильное впечатление произвело письмо Криштофа Граевского, польского шляхтича, побывавшего при дворе Ивана IV и сообщившего, что Грозный намерен соединить Русское государство и Речь Посполитую такими же узами, как Ягайло соединил в свое время Литву и Польшу. Граевский писал о намерении царя обратить соединенные силы двух государств против турок. Любопытно, что в письме его был намек и на возможность перехода Грозного в католичество. Царь будто бы не хотел легкомысленно покидать православие до тех пор, пока ему не будут доказаны преимущества другой веры. Для этого необходимо устройство публичного диспута. Письмо Граевского сильно напугало литовских магнатов, которые объявили ею изменником и по возвращении в пределы Литвы заключили в Дисненскую тюрьму.

Разумеется, условия Грозного, о которых сообщал Граевский, были всего лишь дипломатической уловкой царя. Грозный никогда не собирался играть роли второго Ягайло, о чем мечтала польско-литовская шляхта. Более того, по существу он и не предпринимал никаких действительных дипломатических мер к тому, чтобы добиться избрания на польский престол. Из писем царя и заявлений его гонцов можно было составить определенное представление о том, что царь настаивает на тех условиях, которые были сформулированы им в переговорах с М. Гарабурдой в начале 1573 г. и которые шли вразрез с планами польско-литовской шляхты. Русское посольство не было направлено и на элекционный сейм 1575 г.

Между тем популярность русской кандидатуры сильно осложняла деятельность в Речи Посполитой австрийской дипломатии, не щадившей денег и усилий для привлечения на сторону императора Максимилиана II польско-литовских избирателей. С другой стороны, для судьбы австрийской кандидатуры важное значение имела позиция Турции и Крыма. В случае избрания на польский престол Габсбурга султан угрожал обрушиться на Речь Посполитую. В задачи турецкой дипломатии входила изоляция Габсбургов в Центральной и Восточной Европе. Вместе с тем турецкая дипломатия стремилась не допустить ни на каких условиях установления русско-литовско-польской унии. Борьба между Речью Посполитой и Русским государством, в которой обе стороны истощали бы свои силы, как нельзя лучше, соответствовала интересам турецких и крымских феодалов. Поэтому вмешиваясь в предвыборную борьбу в Речи Посполитой, турецкая дипломатия добивалась избрания либо «Пяста» (т. е. представителя польско-литовской знати), либо шведского короля Юхана III или его сына, либо семиградского князя Стефана Батория, вассала Турции и врага Габсбургов. Любопытно, что сама по себе кандидатура Батория была впервые названа во время варшавского конвокационного сейма 1574 г. турецким послом. Турецкие угрозы войной должны были казаться тем более реальными, что именно в это время наблюдалось резкое обострение в отношениях между Речью Посполитой и Крымом и Турцией. Страшный татарский набег в сентябре-октябре 1575 г. на Подолию, Волынь и Червоную Русь являлся в руках турецких и крымских феодалов своеобразным средством «дипломатического» давления на польско-литовских избирателей.

При таких условиях австрийская дипломатия попыталась договориться с Москвой об общей линии поведения в вопросе о польских выборах. К русскому двору было направлено императорское посольство во главе с Гансом Кобенцлем. Последний должен был добиваться решительной поддержки русской дипломатией кандидатуры эрцгерцога Эрнеста. В своих усилиях склонить русское правительство к активному вмешательству в пользу австрийского кандидата Кобенцль пошел так далеко, что обещал царю даже Константинополь с византийской императорской короной. Он пугал царя перспективой избрания турецкого вассала Батория польским королем и войной с Турцией. Грозный, однако, по-прежнему, предпочитал, чтобы Литва досталась Федору, а Корона — Эрнесту, и требовал признания за Русским государством Прибалтики. В ходе переговоров Грозным был поднят вопрос о разделе Речи Посполитой в случае провала австрийской и русской кандидатур. «А толко Коруны Полские и Великого Княжства Литовского паны рады нашего над собою Государства и брата нашего Максимилияна Цесаря и сына его Эрнеста Князя не похотят, — говорили русские дипломаты, — и нам бы с братом своим с Максимилияном Цесарем промышляти и войною их кручинити и того себе Государства доступати»[37].