Лиза из Ламбета. Карусель

Бэзил не мог свыкнуться с мыслью о возвращении к былой жизни в Барнсе, жалкой и ограниченной. И хотя он едва мог себе это позволить в материальном смысле, под предлогом того, что Дженни нужно поправить здоровье, он настоял, чтобы она осталась в Брайтоне на более долгий срок, чем изначально планировалось. Но со временем уже никакие убеждения Бэзила не могли заставить ее продлить пребывание там. Они вернулись в маленький домик в Ривер-Гарденс, и на первый взгляд все пошло так же, как раньше. Однако наблюдались и некоторые отличия. Казалось, они все больше отдалялись друг от друга после недолгой разлуки, мелкие обиды, накапливаясь, разрушали отношения.

Теперь Бэзил рассматривал жену более критично, и некоторые ее грубые привычки, прежде остававшиеся незамеченными, действовали ему на нервы. Он считал, что общение с сестрой на протяжении двух месяцев дурно на нее повлияло. Дженни употребляла выражения, которые он находил вульгарными, и он ничего не мог поделать с тем, что ее манеры за столом оскорбляли его тонкий вкус. Его дико раздражала неопрятность, с которой она вела хозяйство, и небрежность, с которой она одевалась. Все ее покупки отличались вопиющей безвкусицей, а дома она даже не старалась выглядеть аккуратно и почти весь день расхаживала растрепанная, в грязном халате. Но поскольку Бэзил не видел способа изменить Дженни, он решил не обращать на это внимания и жить своей собственной жизнью, позволяя ей жить своей. Когда она совершала поступок, который он не одобрял, он просто пожимал плечами и морщился. Бэзил стал более молчаливым и не пытался обсуждать с ней вопросы, которыми, как он знал, она не интересовалась.

Но несмотря на его охлаждение, страстная любовь Дженни ничуть не ослабела с тех пор, как они поженились. Понимая, что он изменился по каким-то непостижимым причинам, Дженни глубоко переживала. Иногда она беспомощно рыдала, недоумевая, что же она сделала не так. А порой, осознавая его несправедливость к ней, с болью разражалась язвительной речью. Она негодовала из-за его сдержанности и равнодушия, когда он отмахивался от ее вопросов на темы, которые раньше охотно обсуждал. Размышляя над всем этим, она заключила, что лишь другая женщина могла вызвать подобные перемены в нем, и вспомнила совет матери внимательно следить за ним. Как-то утром Бэзил сказал ей, что вечером идет на ужин в гости. Он принял приглашение, до того как она должна была вернуться домой.

— И к кому ты собираешься? — спросила Дженни, тут же заподозрив неладное.

— К миссис Мюррей.

— Это та леди, которая приходила к тебе в прошлом году?

— Она приходила, чтобы увидеть тебя, — с улыбкой ответил Бэзил.

— Да, я верю. Думаю, женатому мужчине не следует отправляться на ужин в Уэст-Энд одному.

— Прости. Я принял приглашение и должен идти.

Дженни не ответила. Но когда Бэзил вернулся домой днем, внимательно наблюдала за ним. Она видела, как он беспокоен. Его глаза сияли от возбуждения, он часто смотрел на часы, желая узнать, не пора ли одеваться. Как только он удалился, твердо решив выяснить, что у него с миссис Мюррей, она без всяких угрызений совести принялась шарить по карманам его пальто, которое он только что снял, но блокнота там не было. Несколько удивившись (потому что обычно он не придавал значения такого рода вещам), она подумала, что в столе, возможно, осталось письмо, и с трепетом в сердце направилась туда. Но ящик оказался заперт на ключ, и эта непривычная мера предосторожности удвоила ее подозрения. Вспомнив, что у ключа есть дубликат, она сходила за ним и, открыв ящик, тут же наткнулась на записку с подписью «Хильда Мюррей». Она начиналась с обращения «Дорогой мистер Кент» и заканчивалась подписью «Искренне ваша» — совершенно формальное приглашение на ужин. Дженни просмотрела другие письма, но они касались деловых вопросов. Она вновь разложила их в том же порядке и заперла ящик. Ей сделалось стыдно за совершенный поступок.

— О, как бы он стал презирать меня за это! — простонала она.

И в ужасе из-за того, что могла оставить следы на месте преступления, она снова открыла ящик и опять все переложила и навела порядок. Бэзил попросил ее не ждать его допоздна, но она не могла заставить себя пойти спать. Дженни смотрела на часы, тикавшие на удивление медленно, и с чувством, походившим на ярость, говорила себе, что Бэзил сейчас прекрасно проводит время, совсем не думая о ней. Когда он явился домой раскрасневшийся и оживленный, ей показалось, что на его лице отразилось раздражение, стоило ему увидеть, что она все еще сидит в кресле.

— Очень хочешь спать? — спросил он.

— Да.

— Тогда почему не ложишься? Просто я хочу выкурить еще одну трубку.

— Я подожду, пока ты будешь готов.

Она наблюдала, как он расхаживает по комнате, увлеченный своими мыслями, и видела — он не замечает ее. Казалось, он вообще забыл о ее присутствии. Злость и ревность одержали верх над другими чувствами Дженни.

— Ладно, мой прекрасный друг, — прошептала она. — Я узнаю, скрывается ли за этим что-нибудь.