Лиза из Ламбета. Карусель

— Вы истощили его инстинкты: естественную тягу мальчика к увеселениям и развлечениям, естественное стремление юности к любви. Вы применяли к нему стандарты пятидесятилетней женщины. Мудрая мать позволяет сыну идти своим путем и закрывает глаза на грешки молодости. Но вы превратили эти грешки в смертные грехи. В конце концов, моралисты беспрестанно несут чушь о нравственном несовершенстве человечества. Но когда дело доходит до непосредственного столкновения со злом, оно оказывается не столь отчаянно порочным, как говорят. Мужчина может быть очень хорошим человеком, даже если засиживается где-то допоздна и периодически выпивает больше, чем подобает, немного увлекается азартными играми и волочится за дамами с сомнительной репутацией. Все это свойственно человеческой натуре, когда молодость и горячая кровь бурлят, и для некоторых чужеземных народов, более мудрых, чем мы, это даже становится основой жизни.

— Лучше бы у меня вообще не было сына! — завопила миссис Бассетт. — Насколько вы счастливее меня!

Мисс Ли встала, и у нее на лице появилось необычное выражение.

— О, моя дорогая, не говорите так! Уверяю вас: хотя знаю, что Реджи ленив, и эгоистичен, и распущен, я отдала бы все, что угодно, лишь бы он стал моим сыном. На этом свете нет ни души, которая любит меня, кроме Фрэнка, потому что я его забавляю. И я так одинока! Я старею. Часто чувствую себя такой старой, что удивляюсь, как я вообще еще живу. И я так остро ощущаю потребность в человеке, которому не было бы совершенно все равно, болею я или здорова, жива или мертва. О, моя дорогая, поблагодарите Бога за вашего сына!

— Теперь не могу, когда я знаю, что он порочен и грешен.

— Но что есть порок и что — греховность? Вы уверены, что знаете? Полагаю, я была добродетельной женщиной, никому не причиняла зла, я многим помогала. Я совершала обычные высоконравственные поступки, положенные женщине. А когда что-то, чего я особенно хотела, становилось доступным, я отказывалась, поскольку была убеждена: приятное всегда безнравственно. Но иногда я думаю, что напрасно прожила жизнь, и осмелюсь сказать, что из меня вышла бы лучшая женщина, не окажись я столь добродетельна. Когда я оглядываюсь назад, то сожалею не об искушениях, которым поддалась, а об искушениях, перед которыми устояла. Я старая женщина и никогда не знала любви, я бездетна и всеми брошена. О, Эмили, если бы мне дали возможность прожить жизнь заново, клянусь: я не была бы столь добродетельна! Я взяла бы от жизни все хорошее, не думая слишком много о благопристойности. И прежде всего я бы родила ребенка.

— Мэри, что вы говорите?

Мисс Ли пожала плечами и замолчала. Но мысли миссис Бассетт вернулись к удару, который нанес ей Реджи, и она протянула мисс Ли его письмо:

— В нем нет ни слова сожаления. Похоже, у него нет ни стыда, ни совести. Он женился в день моей операции, когда я в любой момент могла умереть. Должно быть, он совершенно бессердечный.

— Знаете, что сделала бы я на вашем месте? — спросила мисс Ли, обрадовавшись возможности отбросить в сторону собственные чувства. — Я отправилась бы к нему и попросила прощения за все то зло, которое вы ему причинили.

— Я? Мэри, вы, должно быть, не в своем уме! С какой стати мне просить прощения?

— Подумайте хорошенько. Мне кажется, в конечном счете вы придете к мысли, что так никогда и не дали мальчику шанса. Не уверена, что вы не должны выплатить весьма солидную компенсацию за свои деяния. В любом случае брак отменить вы не можете, и, вполне вероятно, он станет спасением для Реджи.

— Вы же не собираетесь просить меня принять актрису как невестку!

— Чепуха! Она станет вашему сыну лучшей женой, чем любая герцогиня.

Когда миссис Барлоу-Бассетт показала подруге письмо Реджи, мисс Ли тщательно прочитала адрес и на следующий день после обеда приехала навестить молодоженов. Они обитали в несколько обветшалом доме гостиничного типа на Воксхолл-Бридж-роуд — длинной омерзительной улице. Мисс Ли препроводили на чердак, служивший гостиной. Он был скудно обставлен дешевой безвкусной мебелью, которая выглядела еще хуже из-за своей потрепанности. Для создания уюта на стенах висели фотографии, каждая с размашистым завитком, обозначающим автографы людей, связанных со сценой, но совершенно неизвестных.

Когда мисс Ли вошла, Реджи, облаченный в экстравагантный костюм и в хомбургской твидовой шляпе, читал «Эру», в то время как его жена стояла у зеркала, укладывая волосы. Несмотря на поздний час, она до сих пор была в отделанном дешевым кружевом халате из красного атласа, который уж точно был не слишком новым и не слишком чистым. Появление мисс Ли вызвало некоторое смущение, и не без неловкости Реджи представил женщин друг другу.

— Простите, что я в таком виде, — произнесла супруга Реджи, собирая заколки. — Я как раз собиралась одеваться.