Лизаветина загадка

Почему же, осознавая это, Тимофеев все-таки не покидал свой супружеский пост? Причина на то была самая обыкновенная – ему не хватало денег. Проекты его угасли, не принеся доходов, банковский кризис сожрал добрую часть накоплений, дом на море не продавался, должники исчезли вместе с деньгами, и он уже стал бояться телефонных звонков – плохие вести настигали его одна за другой. Лизавета ничего не замечала. Не привыкшая думать, откуда берутся деньги, она принимала как само собой разумеющееся то обстоятельство, что Тимофеев за все платил. Между тем средств у него оставалось лишь на год жизни, а дальше пустота. Придется наниматься на работу и возвращаться к той жизни, от которой он бежал. Последнее, что могло спасти его, это продажа московской квартиры на Зубовском бульваре, на эти деньги он мог бы остаться здесь и взяться за небольшой проект, купить бар или туристическое агентство. Но против этого насмерть стояла Лизавета. С каких-то пор она стала связывать квартиру с их браком и жила с мыслью, что у них есть шанс, пока есть эта квартира, а если ее продать, то им конец. Какой шанс, недоумевал про себя Тимофеев? Что за надежды сидели в ее голове? Этого он не знал, но чувствовал себя связанным по рукам и ногам. Дни напролет он проводил на пляже. На воздухе ему легче дышалось, да и не мог он находиться рядом с Лизаветой подолгу. Барселонцы возвращали его к жизни. Глядя на то, как они гуляют парами, компаниями, с детьми, как от души веселятся на бесчисленных маленьких праздничках, сделанных из одной деревянной сцены да пластиковых скамеек, как живо заводят разговор, как любят обниматься, держаться за руки и как редко бывают одни, Тимофеев отогревался. Среди них он не чувствовал себя чужим, наоборот, он был здесь как дома. Лизавете по привычке говорил, что идет по делам, а сам часами бродил по городу, сидел и смотрел на море, наблюдал за людьми, и все думал – разве не может и он жить вот такой простой человеческой жизнью? В этом состоянии мы и застали его в тот свой приезд.

А потом был звонок, который все изменил. Наутро после того, как мы распрощались, Тимофеев сидел и крутил в руках телефон, думая, как поступить. Он сам не заметил, как по привычке пришел в Диагональ-Map и устроился за тем же столиком, где обычно пил кофе с нами. Как всегда в этот час, его обслуживала Няня. И тут он возьми да и расскажи ей все – про квартиру, про свое московское житье, про мечты, которые никак не сбываются, про то, что этот звонок для него как последний шанс и что он до смерти устал жить, как живет. Няня в ответ на его монолог произнесла коротко, но с чувством:

– Ты такой замечательный! Я знаю, у тебя все обязательно получится!

Подтолкнула ли его эта наивная до невозможности, неизвестно когда и откуда взявшаяся вера в него или сейчас только пойманное чувство, мелькнувшее в ее глазах и пообещавшее что-то, отчего у Тимофеева приятно и испуганно всколыхнулось сердце, но в эту минуту он решил, что купит квартиру сам. Он провернул все втихаря от Лизаветы и, когда объявил ей о том, что с московской жизнью покончено, получил безобразный, безудержный скандал. Лизавета как с цепи сорвалась. Обвинила во всех грехах, назвала горе-предпринимателем, потерявшим последнее – собственное жилье, собрала вещи и отбыла на родину. Там подала на развод. Тимофеев послал вместо себя адвоката. Делить им было нечего, так что их развели тихо, точно в срок. Тем временем Тимофеев окунулся в свою стихию. Телефон, в последние годы подававший признаки жизни раз-два в месяц, трещал не переставая, дел становилось все больше, скучать было некогда. Рук не хватало. Он стал нанимать людей и скоро понял, что созрел для того, чтобы открыть контору и работать официально. В этот период как никто другой ему помогала Няня, и технически – передать ключи, проследить за уборкой (ее бар стоял рядом с домом, где находилась новоприобретенная квартира Тимофеева), и морально – она участвовала во всей этой кутерьме с такой радостью, с такой бескорыстной преданностью, что он уже и не представлял, как мог бы обходиться без нее. То, какая она и как относится к нему, привело Тимофеева к мысли, что его с Лизаветой неудавшееся одиннадцатилетнее супружество объясняется просто, как дважды два: он, дурак, выбрал не ту женщину.