Лобановский

Такие встречи Лобановский любил. К ним можно было основательно подготовиться, высказать всё, что на данный момент хотелось высказать, вести обстоятельный разговор, не поглядывая на часы. Не любил он моментальных, на скорую руку пресс-конференций сразу после матчей. У него не было под рукой необходимых для квалифицированного анализа и возможного обсуждения данных — распечаток игровой деятельности команды и каждого футболиста, а отделываться стандартными фразами он не умел и не хотел. Такие — по горячим следам — пресс-конференции его раздражали, и он старался по возможности посылать на них своих ассистентов.

Не меньше раздражали Лобановского поражавшие пустотой вопросы. От них он отмахивался, как от надоедливых мух. «Вы можете вспомнить, что вы сказали перед “Ньюкаслом” на установке? Главная ваша мысль?» — «Не могу. Каждый день приходится говорить. Не конспектирую». — «Ну а перед “Барселоной”? Всё ведь ещё свежо». — «Каждый день приходится говорить. Не только перед “Барселоной” и “Ньюкаслом”. Каждый день».

31 декабря 2000 года мы разговаривали с Лобановским, и он сказал мне, что его очень огорчила публикация в газете «Команда» интервью с ним за подписью Максим Максимов: «Он привёл на стадион какого-то человека, сказав, что тот в Москве пишет обо мне книгу. Пожалуйста, пусть пишет, но я говорить ничего не собираюсь». Какие-то вопросы они Лобановскому задали, на некоторые из них он ответил, но подчеркнул: это — не для публикации. И вдруг открывает 29 декабря «Команду» и с удивлением видит напечатанное интервью, в котором Максимов, помимо всего прочего, многое переврал, в частности — фразу Лобановского о тренерстве Блохина. «Очень высокий коэффициент недобросовестности, — сказал мне Лобановский. — С Линником же я почти три часа говорил, и он не позволил себе ничего подобного...»

Если Лобановский не хотел давать интервью, он его не давал. Когда был помоложе, просто говорил «нет» или «сейчас не время». После возвращения с Востока отказы обставлял иначе. Дмитрий Гордон из газеты «Бульвар» рассказывает: «Подошёл к нему после первой пресс-конференции, он: “Дима, здравствуй! ‘Бульвар’ читаю, мне все номера в Эмираты привозили...” Я: “Валерий Васильевич, так, может, интервью?” — “Обязательно. Обязательно”. И вот выходит в “Бульваре” революционное на тот момент интервью с Йожефом Сабо, который камня на камне не оставил от существовавшей системы футбола, раскритиковал её в пух и прах, всё своими именами назвал. Я подошёл к Лобановскому уже после этого: “Так как насчёт интервью?” — “Да ты понимаешь... — ответил Валерий Васильевич. — После Сабо теперь не могу. Он — главный тренер сборной, а я — клуба, он должен мне разрешить”. Я принял эту игру и обратился к нему через некоторое время: “Сабо разрешил”. Он: “Ну, хорошо. Вот ещё чуть-чуть, и сделаем”. Потом выходит интервью с Блохиным, в котором он резко высказался: дескать, вторым у Лобановского не буду, только первым. И опять я слышу: “Ну, после Блохина даже не знаю, что и сказать... Разве что в конце сезона...” Подхожу в конце — Лобановский: “Так новый сезон начинается...” Я: “Ладно, спасибо, понял”. На этом мы расстались».

Лобановский тем не менее всегда старался входить в положение репортёра. Так было, например, с корреспондентом «Советского спорта» Александром Владыкиным, которого редакция в сентябре 1986 года командировала в Рейкьявик на отборочный матч чемпионата Европы со сборной Исландии. Лобановский, несмотря на порывистый ветер и холодный дождь, не стал отказываться от утренней пробежки (тогда он ещё бегал). Владыкин терпеливо ждал тренера, хотя врач Савелий Мышалов отговаривал его от интервью: «Может, в следующий раз поговорите, а то у Валерия Васильевича небольшая температура». Но Лобановский, узнав, что Владыкину через некоторое время передавать материал в газету и что он всё это время ждал его под дождём, согласился: «Поговорим по дороге, но потом возьмите у доктора что-нибудь согреться, а то простудитесь».

Лобановский никогда не звонил редакторам газет и не просил прислать на интервью того или иного журналиста.