Лодки уходят в шторм

— Живой, — не то растерянно, не то удивленно пробормотал Рябинин. — Эй, ландо сюда!

Сергей уже бежал к ремесленному училищу и через минуту подкатил на подножке большой, шестиместной кареты. Ульянцева перенесли в ландо. Мария и Нина сели сзади, поддерживая его, Салман и Сергей напротив, двое матросов с наганами вскочили на подножки, и ландо, покачиваясь на мягких шинах, понеслось в госпиталь.

Бой близился к концу, и весть о ранении матроса Тимофея, политкомиссара Отраднова, мигом облетела город. Разгоряченные боем красноармейцы и матросы, бойцы партизанских отрядов из окрестных сел, горожане с близлежащих улиц — все устремились к госпиталю. Толпа запрудила двор, волновалась, встревоженно гудела. "Матрой Тимофей", "матрос Тимофей" — то и дело слышалось во всех уголках двора. Сергей и Салман, сопровождавшие политкомиссара, оказались в центре внимания. Они снова и снова рассказывали, как увидели падающего комиссара и бросились к нему, как привезли его сюда. "Кто стрелял? Куда ранен? Тяжело ли?" — спрашивали люди и были недовольны неопределенными ответами парней, но тут же пересказывали услышанное другим, только что пришедшим, строили догадки и предположения.

К укромном уголке двора, обхватив колени и положив на них подбородок, сидела девушка, вчерашний подросток Нина Николаева из ЧК. Мокрыми от слез глазами смотрела она на встревоженных людей и с удивлением думала, что, оказывается, не только она, но и все эти чужие, незнакомые ей люди любили Тимофея Ивановича, всем им он был дорог и близок.

У ворот спешились всадники. Люди узнали их, расступились, и по живому коридору к госпиталю торопливо прошли председатель Реввоенсовета Илларион Горлин (Та-лахадзе), секретарь горкома партии Отто Лидак, председатель Ревтрибунала Анатолий Лукьяненко и начальник оперативного отдела штаба войск Владимир Морсин, отец Сергея. Увидев его, Сергей устремился за ними. Санитар, поставленный в дверях, чтобы никого не впускать, пропустил все-таки "больших начальников", но преградил путь Сергею:

— Куды? Не велено!

Сергей пригнулся, юркнул мимо него, взбежал на второй этаж я присоединился к старшим перед дверью операционной. Там его мать, медсестра Мария, упрашивала их:

— Уходите, прошу вас, уходите…

Горлин с сильным грузинским акцентом темпераментно настаивал:

— Надо поговорить с ним, понимаешь, поговорить!

— Да без сознания он! — В голосе Марии слышалось отчаяние.

— Маша, а как он… ну, вообще?.. Как думаешь? — спросил муж.

— Не знаю, Володя, ничего не знаю.

— Маша, если кровь потребуется…

— Да, да, и мою возьмите, — вызвался Лукьяненко.

— Хорошо, хорошо, только уходите…

Стеклянная матовая дверь распахнулась, на пороге появился главный хирург госпиталя Талышинский.

— Агахан, дорогой, ты должен спасти его, понимаешь, непременно спасти! — шагнул к нему Горлин.

Талышинский ответил сухо и строго:

— Я сам знаю, что я должен! Попрошу всех немедленно удалиться! Сестра, идемте!

Сергей успел разглядеть в глубине операционной стол, на котором ничком лежал обнаженный по пояс Ульянцев, и людей в белых халатах вокруг него.

Дверь захлопнулась. Все спустились вниз. Горлин и Лидак поскакали в Ханский дворец, а Лукьяненко и Морсин остались, чтобы быть рядом, если понадобится дать кровь. Да и не могли они уехать, не дождавшись конца операция. Многие партийные и военные работники, присланные Кавкрайкомом, знали Ульянцева или по Балтике, или по Ставрополью, или по Астрахани. А Лукьяненко и Морсин не просто знали его — они были его близкими друзьями, хотя и не были знакомы друг с другом. Со времени приезда Лукьяненко в Ленкорань прошло всего несколько дней, Морсин встречался с ним один-два раза на собраниях, а наедине не приходилось. И вот общая беда свела и сблизила их. Сидя в приемном покое, они разговорились, вспоминали об Ульянцеве.

Сергей вышел во двор и увидел, что его друг сидит на суку высокой акации, напротив большого окна операционной.

Люди под деревом нетерпеливо спрашивали:

— Ну что там, Салман, что делают?

— Режут, — коротко отвечал Салман.

Сергей разулся и тоже полез на дерево. Но и отсюда он видел только спины людей в белых халатах, склонившихся над столом.

Прошло томительных полчаса, и вдруг Салман выкрикнул:

— Всё! Кончено!

— Что "все"? Умер? — ужаснулись люди.

— Не знаю. Положили на носилки, унесли.

Салман и Сергей спозли с дерева, взяли в руки ботинки и пошли в угол двора, где в той же неподвижной позе застыла Нина.

В Ханском дворце, в просторном кабинете председателя Реввоенсовета Горлина, собрались ответственные работники Муганской республики — так в дом умирающего сходятся его родственники и друзья. Только что из госпиталя звонил Лукьяненко: операция прошла успешно, Ульянцев жив, но все еще не пришел в сознание.

То и дело приходили командиры и комиссары частей.

— Как же так, а? — недоумевали они, только что сами ходившие в атаку и понимавшие, что могут не вернуться. Но им казалось нелепым, что пуля сразила не кого-то из них, а именно политкомиссара.