Лодки уходят в шторм

День и ночь на дороге в Энзели пылили вереницы двухколесных арб, повозок и двуколок, выносливых хамаданских ишаков, слышался глухой топот сапог нескончаемой толпы. Люди шли вразброд, одиночками или группами, иногда же целыми взводами. Деревянная лестница небольшой двухэтажной школы, в которой разместился ревком, скрипела под ногами посетителей: старшие групп требовали накормить людей, устроить на ночлег, а главное, скорее посадить на пароход. Челяпин и Коломийцев, другие члены ревкома буквально разрывались на части, осипшими голосами успокаивали, обещали. Каждый день из порта, мимо канонерской лодки, уходили в море два-три парохода, осевшие от перегрузки ниже ватерлинии. Счастливцы махали с палубы руками, а оставшиеся пытались брать приступом очередной транспорт. Небольшой гарнизон с трудом поддерживал порядок. Присланный Бакинским бюро Кавкрайкома красногвардейский отряд во главе с комиссаром Иваном Вацеком, чехом из Вены, работавшим слесарем на одном из бакинских заводов, хотя и помогал ревкому, был занят своим нелегким делом — приемом имущества бывшего баратовского корпуса. Поэтому, когда в кабинет председателя ревкома вошел офицер Седашев и доложил, что прибыл с отрядом для поддержания революционного порядка в городе, Челяпин обрадовался ему:

— Кот хорошо! Помощь нам во как нужна!

Коломийцев выглянул в окно и увидел отряд. Солдаты одеты во все новое, английское, как на парад.

— А кто вас прислал? — спросил он.

— Командирован штабом корпуса.

"Очень странно, — подумал Коломийцев. — С каких пор штаб корпуса стал проявлять такую заботу о ненавистном ему ревкоме? Тут что-то не так…"

Седашева прижали к стенке, и он сознался, что прислан штабом по заданию английской разведки. При обыске у него в потайном кармане обнаружили чек на получение из Рештского отделения Британского банка десяти тысяч туманов. Седашева арестовали.

Спустя несколько дней генерал Баратов издал приказ, предписывавший энзелийскому коменданту выдавать отъезжающим денежное пособие.

— Да он с ума сошел! — воскликнул комендант. — Разве не знает, что мы еле концы с концами сводим?

— Прекрасно знает, — ответил Челяпин. — Просто хочет, чтобы солдаты схватили нас за горло.

— Да, хитер старый волк, — раздумчиво произнес Коломийцев. — Что будем делать?

— Пошлем во все роты и эскадроны телеграмму, что комендант Энзели деньгами не располагает, пусть требуют в штабе, — предложил девятнадцатилетний член ревкома, бывший горнист эскадрона Бабух.

— Правильное предложение! — поддержал Коломийцев. — А Баратова и начштаба Ласточкина вызвать в ревком для доклада, пусть отчитаются перед солдатами.

Тут же послали радиотелеграмму во все части и штаб корпуса. Конечно, Баратов не приехал. Вскоре он оставил остатки корпуса и уехал в Тегеран, куда стекалось контрреволюционное офицерье. Вместо Баратова в Энзели неожиданно приехал бывший начальник политической части корпуса, русский офицер арабского происхождения Селим Георгиевич Альхави. Ревкомовцы, и особенно Коломийцев, встретили его недоверчиво: Альхави был близок с Баратовым и казачьим полковником Лазарем Бичераховым. Желая проверить его, ревком дал ему, казалось бы, невыполнимое поручение, и он блестяще справился с ним. Вообще Альхави не раз выручал ревком из самых безвыходных положений, трудился без сна и отдыха, словом, всячески старался доказать ревкомовцам свою преданность Советской власти, и это ему удалось, од вошел в доверие к ним.

Как-то, когда Коломийцев пришел в госпиталь, военврач отвел его в сторону и тихо сказал:

— Тут у нас среди больных, ожидающих отправки, под видом солдата Иванова лежит английский офицер.

На следующий день члены ревкома с патрулем, поднявшись на готовый к отплытию пароход, арестовали "Иванова" и сопровождавшего его второго английского офицера. Это были агенты, которых Денстервиль засылал в Баку.

А вскоре и сам Денстервиль появился в Энзели.

Вечером семнадцатого февраля в маленькой учительской шло заседание ревкома. Вдруг ввалился молодой солдат и сообщил:

— Там англичане пожаловали… сорок "фордиков" и броневик.

— Англичане? Где они?

— На рыбных промыслах расположились, а главный их, генерал, у начальника таможни. Народу собралось поглазеть — тьма-тьмущая!

— Денстервиль пожаловал! Что предпримем? — спросил Челяпин.

Решили послать генералу записку с предложением явиться для доклада о цели прибытия отряда. Прошел час, а Денстервиль не приходил.

— Ну что ж, если гора не идет к Магомету… Пойдем, Антон, — поднялся Коломийцев.

Слуга-перс перепугался при виде комиссаров и побежал в столовую, где начальник таможни давал обед в честь генерала. В ту же минуту Денстервиль вышел к ним. В расстегнутом френче, в брюках навыпуск, гладко выбритый и надушенный, он приветливо улыбался, будто увидел давних друзей, пожал им руки.

— Садитесь, товарищи, садитесь. Разрешите узнать, чем я могу быть полезен? — по-русски, с легким акцентом спросил он.

— Вы получили нашу записку? — садясь, спросил Челяпин.